Золотое колесо - [59]

Правда, Вишнупату сам азартно включился в дело. Для него все их похождения были не делом, а увлекательной игрой. Как он прост в быту, восхищалась Мазакуаль, и как заносчивы те, кто не достоин, быть может, камандалу[43] ему подносить. Павлин видел, заранее прощая, что собака была застенчива и хитровата: она комплексовала вместо того, чтобы сказать определенно, что ей нужно.

Предложить Вишнупату попасть незаметно в кадр — на это Мазакуаль еще решилась. Но считала неприличной фамильярностью предложить почтенному йогу еще и хвост распускать. Вишнупату и без того целый день пробродил по городу с ней, простой дворнягой. Или князь должен был догадаться сам, или нужен был фальцет.

Но и тут все сложилось как надо. В самый последний момент, щелкая кадр, сам Энгештер воскликнул фальцетом:

— Птичка вылетает, слушай!

Павлин был на месте и немедленно распустил хвост. Кадр наконец щелкнул: Могель и книжница, видать, замерли, как этого требовал Энгештер. Теперь фото должно было получиться таким, как предполагала Мазакуаль.

О дне согласия

О, влажная страна! О, слезами залитые пороги! Никогда не был так счастлив Могель, как в этот день на кратком жизненном пути! В тот же день, когда он уговорил книжницу со странным, но таким ласковым именем Наала выйти с ним на кофе, исполнилась его мечта. Они так и не выпили кофе, но с ними произошло много чудесных приключений, и все завершилось тем, что Наала произнесла желанное:

— Пусть спросит у моего отца.

Многое в этой главе покажется невозможным и фантастическим. Но еще витязь Хатт из рода Хаттов говорил, что нет ничего невозможного в бесконечном нашем мире. Всё есть, — говорил витязь Хатт. Мне самому трудно объяснить, каким образом патриархальная и застенчивая девушка, хоть и студентка-отличница, могла в первое же свидание дать согласие юноше на его предложение руки и сердца, когда, ко всему прочему, они имели несчастье принадлежать двум народам, которые уже, собираясь на площадях, открыто угрожали друг другу. Многое вы поймете, прочитав эту главу, многому я сам не в состоянии дать объяснения, а что-то, не скрою от вас, милые читательницы, является предметом моего изначального умолчания. Но прошу вас поверить мне на слово, прошу вас последовать вместе со мной за нашими героями, и давайте будем счастливы, как и они: чайки сидят в ряд на перилах причала для катеров, море спокойное и густое, а там, где его синева сливается с синевою неба, идет, словно парит, белый корабль.

Чудеса начались с первых же шагов прогулки, когда Могелю, смущенному и не знающему, о чем говорить, как развлекать спутницу, пришла в голову непривычная мысль: преподнести бы ей цветок. Но где его взять, не срывать же на клумбе! И вот, как только они присели на лавочку, Могель вдруг рядом с собой с противоположной от Наалы стороны нащупал золотистую азалию. И преподнес.

Наала решила, что он припас этот цветок, пряча от нее до сих пор, зарделась и пригрозила ему пальчиком.

Честный Могель хотел было признаться, что никакого цветка он не припасал, но ведь это было бы глупо — рассказывать ей, что он сам не знает, как цветок оказался рядом, или делиться своей догадкой, что это дворняжка следует за ними, незаметная, а вместе с ней, возможно…

А тут она вспомнила, как в тот памятный вечер, когда он случайным прохожим гостил у них, в доме дедушки, Могель прочитал стихотворение.

Вы любите поэзию? О, влажные пороги. Опять бы Могелю признаться, что он прочитал единственное стихотворение «Лоза братства», которое знал наизусть, — что в этом предосудительного? Вместо этого он стал читать. Бывало ли с вами такое, друзья, чтобы одна половина ваша вдохновенно читала стихи, незнакомые другой, и другая удивленно ее слушала? А с Могелем именно такое и произошло.

Если в дверь постучит коробейник

И одарит за так барахлом,

И цветком оглоушит репейник,

И срастется любовный разлом,

Если люк обернется пещерой,

Где стрекозы трепещут слюдой,

И развеется плащ темно-серый,

Точно знамя страны молодой,

И другие чудесные если

Станут яслями, верой, ковшом,

Это значит, надежды воскресли

И, как дети, пришли нагишом.[44].

А когда они встали и прошлись еще немного по берегу, кого же видит Могель восседающим на уединенной лавочке в тени олеандров? Павлина, приятеля Мазакуаль.

Ясно, что и плутовка где-то рядом. Следит, стало быть, — переживает. Могель просто подмигнул птице в знак того, что узнал ее и хотел пройти мимо. Что же делать, поди объясни девушке…

— Вы знаете этого старика-кришнаита? Он здоровается с вами.

О, влажная страна! Как теперь себя вести? И почему павлин — и вдруг старик.

— Молодые люди, не найдется ли у вас немного времени, чтобы побеседовать со мной? — говорит павлин.

— Конечно! — восклицает Наала, словно это дело обычное.

И вот они сидят на лавочке, одесную и ошую от него.

— Вы — кришнаит? — спрашивает Наала.

— Я Брахмавиданта Вишнупату Шри, — отвечает странное существо. — Я прибыл из Тибета и проживаю инкогнито на турбазе Джушкунияни. О моем присутствии здесь, помимо племянника Рабиндраната, знают лишь три моих новых друга — Мазакуаль, Арсен и ваш благородный спутник.

— Вы мне не рассказывали, Могель, — произнесла девушка с упреком.