Золотое колесо - [58]

Видя эти движения, начальник нефтебазы уже сам приходит к неформалам на шапочный поклон. В народе растет авторитет неформалов. Люди начинают видеть их силу. Люди воочию убеждаются в силе эртобы. Мясокомбинат, УБОН и нефтебаза в их сознании всегда были оплотами стабильности; кто поколебал их основу — за ним реальная сила. Народ начинает верить в возможность победы. Эртоба становится бизнесом. Будучи советским человеком или антисоветским, что принципа не меняет, покорный обыватель превращается в покорного бунтовщика. Его неприязнь к соседу обретает идеологическое оформление.

Но не будем отвлекаться на политику. Энгештеру удалось и свою ставку в УБОНе отстоять, и свое чучело. И дело было не в том, что жена работала у Лагустановича. Позиции властей слабели, а Лагустановича вообще отправляли на полную творческую деятельность.

Теперь Энгештер был сам с усам: он вместе с другом вступил в Национал-демократическую партию[42], а также установил членство в «Обществе Ильи Праведного».

Только в голодной Индии съедают павлинов, во всем остальном мире они окружены почетом и поклонением. Они царские птицы, они птицы сераля, их обожествляют, изображают на гербах и символах. Даже у алчного Джушкунияни племя их пользуется вниманием. Гордый сын изысканного племени…

Но чур с подробностями! Павлин Вишнупату был заодно с Мазакуаль.

Рассекречивать, как собака управлялась с птицами, повторяю, не входит в задачу нашего повествования; повествуем мы о людях, а не о животных, птицах и приматах. Если животные, птицы или же приматы, как, например, гамадрил Спартак со счастливой юностью и печальной старостью, все же выступают в нашем повествовании, то только для того, чтобы еще выпуклей показать судьбы простых людей.

Когда Хозяин вывел книжницу на кофе, Мазакуаль с другом своим Вишнупату находилась поблизости незаметно, но неотступно. Как хотелось собаке, чтобы Хозяин, выйдя с книжницей из книжняка, пошел бы не сразу по набережной, где они непременно поравнялись бы со снимальней его брата, а догадался пройти с ней другим путем, подальше от этой глупой снимальни. Печально знаменитая снимальня находилась в непосредственной близости от книжняка, и книжница знала о ней наверняка, но зачем ей показывать, что там промышляет не кто иной, как родной брат Хозяина. Придет время — узнает, но раньше срока — зачем? Могель же пожадничал; он повел абхазку так, чтобы невзначай поравняться с Фото-Точкой брата. Он хотел показать братану, что не успел приехать, а вот уже с кем гуляет. Рассчитывал и на то, что брат незаметно сунет ему денег.

Не хватало тонкости у Хозяина! Он не понимал, что теряет, а что приобретает. Ведь понятно должно быть, что книжница человек культурный и все, что она там увидит, только отвратит ее.

— Абхазы и грузины — братья! — сказал Энгештер, обрадованный успехом брата.

Он решил непременно сфотографировать Могеля и книжницу. Однако это стало непросто для всех.

Если хочешь, чтобы получилась хорошая фотография, нельзя снимать против солнца, иначе на заднем плане кадра выйдет какой-то разноцветный веер, напоминающий хвост павлина с турбазы Джушкунияни. Чтобы не оказаться напротив солнца, надо было оказаться рядом с чучелом. Могелю пришлось изловчиться и так встать с абхазкой, чтобы и чучело в кадр не попало, и брата чтобы этим старанием не обидеть. Что до Энгештера, он не только не желал снимать против солнца, неожиданное фото тоже он не признавал. «Не знаешь, что выйдет!» — говорил он. Он потребовал, чтобы снимающиеся замерли с заданным выражением на лицах.

Абхазка тоже немного стала водиться… Пойти на прогулку по набережной с парнем — на это девушка еще решилась. Но сфотографироваться с ним — это, по ее убеждениям, уже означало дать ему надежду.

Мазакуаль пришлось поволноваться. Это мы о ней забываем, она о нас не забывает никогда. Они с Вишнупату давно были тут как тут, разумеется, незаметные. Вишнупату обещал оказаться в кадре в самый последний момент. Раньше, живя в Великом Дубе, Мазакуаль слыхом не слыхивала о йоге. Она была в восторге, несмотря на то что воспринимала по-собачьи лишь внешние стороны этого учения, как, например, умение своего родовитого друга перемещаться в пространстве и во времени. Его Божественная Милость был очень демократичен и того же требовал от Мазакуаль.

Князь был характером очень скромен, но обмануть его — никогда не обманешь. Вот сегодня, например, когда Мазакуаль попыталась за просто так прихватить с собой на прогулку по городу Арсена, — а нужен был ей петух из-за его гоготка, стимулировавшего павлина распустить хвост, Вишнупату пригрозил в шутку коготком и сказал: «Оставь парня, пусть лучше он зря не теряет времени, пока находится на турбазе, а что-нибудь сочинит». Мазакуаль же, будучи по природе кроткой и смиренной, стеснялась друга. Она не могла сказать ему открыто, что именно эффект от его пышного хвоста ей нужен сегодня. Получилось бы, будто Мазакуаль не ценит всего, что ей открыл друг, что она по-прежнему привязана к внешним деталям. Видимый мир, данный человеку в его ощущениях, это майя — иллюзорный покров, который накинут на глубинную сущность бытия.