Залив в Ницце - [5]
. Помимо всего прочего, с тех пор прошло столько времени. И вообще все искусство — это так или иначе награбленная добыча. Кому оно должно принадлежать? Я, конечно, не должен так говорить, но в этих вопросах редко кто действует по справедливости. Если бы мы поинтересовались, каким способом было приобретено все, что здесь висит… тут остались бы голые стены!
Софья. Мама как раз недавно говорила, что такой вариант ей бы больше понравился.
Валентина. Так что же там изображено?
Помощник делает движение в сторону картины, намереваясь взять ее в руки.
Нет, вы просто словами скажите.
Помощник. Ну, это похоже на эскиз — я, конечно, не строго научно выражаюсь…
Валентина. Да-да, я понимаю.
Помощник. Это как будто генеральная репетиция. Перед всем тем, что последует дальше. Только меня смущает, что на переднем плане пусто. Ни женщины. Ни скрипки. Ни стула. (Пожимает плечами.) Просто стена. Пара занавесок, обои. Открытые окна. Море. (Неожиданно наступает тишина. Помощник опять пожимает плечами). Это или копия — или начало чего-то.
Валентина. Да, возможно. (Замолкает, затем говорит очень убежденно, словно декламируя стихотворение). Он работал. А потом выбрасывал картины на свалку. (Встает со стула и идет к дальнему краю комнаты, откуда обращается к Помощнику). Принесите мне, пожалуйста, чаю.
Помощник. Да, конечно. Я оставлю вас. Наедине с картиной.
Он смотрит некоторое время на Софью, но та не двигается с места.
Я вам буду очень признателен, и, думаю, директор тоже, если вы отнесетесь к этому заданию с должной деликатностью. Не следует обижать наших ученых мужей.
Помощник улыбается и выходит. Женщины не двигаются.
Валентина. Что за бездарь!
Софья. Да уж.
Валентина. Ему же совершенно наплевать на эту картину.
Софья. Тебе нужно время, чтобы подумать?
Валентина. Нет. Я уже знаю.
Пауза. Валентина погружена в свои мысли, Софья наблюдает за ней.
Ну, давай, произноси свою речь.
Софья. Что?
Валентина. Я готова.
Софья. Что — прямо сейчас?
Валентина. Ну да. Разве ты не за этим пришла?
Софья. Вовсе нет. Просто захотела прийти вместе с тобой. Мне было интересно.
Валентина. Ты хочешь уйти от Григория.
Софья какое-то время в нерешительности.
Софья. Откуда ты знаешь?
Валентина. Потому что ты этого хотела с самой свадьбы.
Софья. Неправда!
Валентина. Тогда что еще это может быть? В тебе появилась какая-то новая непреклонность. Воля. Я же вижу. Ты стала решительной. Я очень хорошо чувствую твое настроение.
Софья. Сначала я хочу тебе что-то сказать.
Валентина. Только не надо лгать мне. Или увиливать. Я и так вижу, ты уже все для себя решила. Разве не так?
Софья не отвечает.
Соня, умоляю тебя, давай поговорим по-человечески.
Софья. Хорошо.
Наступает пауза. Валентина сидит очень тихо.
Валентина. Теперь я вижу — я уверена: ты встретила другого мужчину.
Софья опускает голову.
Софья. Да.
Валентина. Ты влюблена.
Софья. Я теперь думаю о любви все меньше и меньше. Какое отношение имеет ко всему этому любовь? Важна не любовь, а то, какой ты становишься рядом с другим человеком. (Софья поворачивается и идет в дальний угол комнаты.) Когда я с Григорием, то всем сразу понятно, что он — солидный человек. Образцовый госслужащий. Рядом с ним я — не более чем женщина, которой необычайно повезло в жизни и которая день и ночь должна отстаивать свое право на эту удачу — быть замужем за таким достойным человеком. Такая у меня роль. В браке у каждого своя роль. Один сильный — другой слабый. Один быстрый — другой медлительный. Один уравновешенный — у другого ветер в голове. Все предопределено почти с самой первой встречи. Этого не замечаешь, принимаешь как должное. Тебе кажется, что ты — это ты. Обычная, неизменная. Но на самом деле это уже не ты. Нет, теперь ты — это роль, которая тебе отведена рядом с другим человеком. И которая не имеет ничего общего с тем, кто ты на самом деле.
Валентина. Совсем ничего?
Софья. Рядом с Гришей я нескладная, неинтересная, недалекая; мне все время нужно что-то доказывать. Он во всем задает тон. Ему-то, конечно, ничего не нужно никому доказывать: в тридцать семь он уже директор школы, на хорошем счету в партии. И в шкафу у него всегда все ровно стопочками разложено! У меня, как правило, тоже. Но «как правило» — это не то же самое, что «всегда», правда? На это самое «как правило» требуется большое усилие воли. Все, что я делаю… вернее, все, чем я могу быть — это лишь незначительный, ненужный штрих к блистательному Гришиному портрету. Григорий и Софья. После десяти лет совместной жизни у каждого из нас своя роль. В то время как с этим… другим… мужчиной я неожиданно становлюсь совершенно новым человеком.
Пауза.
Валентина. Как я поняла из твоих слов, он не столь безупречен, как…
Софья. Не надо все так упрощать!
Валентина. Птица невысокого полета, так ведь?
Софья. Нет!
Валентина. Значит, ты нашла себе посредственность, чтобы сравнение было в твою пользу. Ты это хочешь сказать?
Софья. Да вовсе нет!
Валентина. Ну, что, я угадала? (Валентина неожиданно задает вопрос с особой настойчивостью. Ждет, но не получает ответа, и смеется). Чем он хоть занимается, этот твой безымянный «другой мужчина»?
Пьеса Дэвида Хэйра «Голубая комната» — парафраз пьесы австрийского драматурга Артура Шницлера «Любовный хоровод» была написана в начале XX века. Первыми эту пьесу увидели в Лондоне в 1998 году в театре «Донмар Уэйрхаус». Несмотря на легкость сюжета и комичность некоторых сцен, она обнажает всем известную сегодня проблему отчужденности. «Голубая комната» — это пьеса об одиноких в большом городе мужчинах и женщинах. О тех, кто в поисках глубоких чувств, пресыщается легкой добычей и теряет вкус к настоящей жизни.
«Дыхание жизни» — пьеса «на двоих», для двух актрис «за пятьдесят», имея в виду, что молодость, о которой они вспоминают в наши дни, пришлась на конец 60-х. Одна приезжает в гости к другой, которая теперь в уединении живет на острове. Приезжает, чтобы поговорить о мужчине своей жизни. Который был у них один на двоих. То есть это разговор о мужчине их жизни, при том, что одна, если верить ее словам, никогда ему не изменяла, он был для нее — единственным, а молодость другой прошла в радостях молодежного протеста, то есть в вольных американских и английских компаниях, где нравы, известно, не были строгими.
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
Когда я убеждал себя в том, что мне нечего терять, я и помыслить не мог, что что-то всё-таки осталось. Большое и незримое, что не давало мне перешагнуть черту. Человечность. Это было она. Но сегодня я и её лишился. Лишился подле того, кому она вовсе не была знакома. Должно ли это меня успокоить? Успокоить, когда за стенкой лежат двое моих друзей в "черном тюльпане", ещё утром ходившие по этой земле. Война. Я в полной мере осознал, что у этого слова был солоноватый привкус железа. И бешеная боль потери и безысходности. Понимание собственного бессилия, когда на твоих глазах убивают невинных ребят. И лучшее, что ты можешь сделать — убить в ответ.
Категория: джен, Рейтинг: PG-13, Размер: Мини, Саммари: Пит подумал, что будет, если Тони его найдёт. Что он вообще сделает, когда поймёт, что подопечный попросту сбежал? Будет ли просить полицейских его найти или с облегчением вздохнёт, обрадованный тем, что теперь больше времени может посвятить Рири? В последнее очень не хотелось верить, Питер хотел, чтобы их разговор о его проступке состоялся, хотел всё ещё что-то значить для Старка, даже если совсем немного.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.
«Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека; это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..».
Материал для драмы «Принц Фридрих Гомбургский» Клейст почерпнул из отечественной истории. В центре ее стоят события битвы при Фербеллине (1675), во многом определившие дальнейшую судьбу Германии. Клейст, как обычно, весьма свободно обошелся с этим историческим эпизодом, многое примыслив и совершенно изменив образ главного героя. Истерический Фридрих Гомбургский весьма мало походил на романтически влюбленного юношу, каким изобразил его драматург.Примечания А. Левинтона.Иллюстрации Б. Свешникова.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.