— Моей жене
Что видят дети, находясь в утробе матери? Сны? Возможно, но о чем эти сны? О былых жизнях, прожитых в разные эпохи и времена, о разных стадиях перевоплощений души — если верить теориям реинкарнации? Или видения о великих подвигах и сражениях предстают им, об удачах и поражениях, об иных рождениях и смертях? Или все же эти сны туманны и покрыты налетом тайны и представляют собой обрывки образов о незримом еще будущем? Кто знает?.. Но ему снятся лишь звезды. Огненные искры в таком далеком темном небе. Кровавые кометы чертят небесную сферу, движутся в странном танце созвездия и выплывают из-за горизонта разноцветные туманности — облака солнечной пыли и газов. И покой Вечности наполняет его душу. Умиротворенность и спокойствие, что же это — отголоски прошлого или ощущения будущего? Не понять. Но что это происходит?.. Странные пронзительные звуки ворвались в звенящую тишину сознания.
Звон стали о сталь, разъяренные вопли людей, крики боли и хрипы, возгласы смерти. Где-то скрипит снег под тяжелой стопой, обутой в сапоги из шкуры дикого зверя. И боль волной пронзает все нервы тела.
Что же происходит? О, Кром, что же это?! Мощный раскат грома наполнил тишину оглушительным треском. И вдалеке послышались гулкие слова, что яркими огнями впечатались в юный мозг: "Сын мой, вот и пришло твое время. Перед тобой врата нового мира. Будь же сильным и смелым, и не подведи меня, не опозорь весь свой род тяжкими деяниями. Я дарю тебе два бесценных дара, не растеряй их на тропах жизни, — это воля и стремление к победе и сила человеческого духа, что порой может быть крепче самой прочной стали. Они проведут тебя по извилистому пути, что уготовила тебе судьба. И я буду всегда с тобой, в твоем сердце…"
И тут идиллия звездного неба нарушилась. Искры звезд всколыхнулись и словно сошли с ума, взвившись во все ускоряющем движение водовороте. К горлу подкатила тошнота, боль пронзила мозг огненной вспышкой. И сознание медленно устремилось в неизвестность. Вот во мраке мелькнул свет, разрезая его огненными лучами. И страх волной окатил все тело и стрелой впился в сердце. Такой привычный мир был уничтожен, — а впереди… Впереди мелькнуло небо, спокойное и серое, оно взорвалось сотнями красок и ощущений, и словно титанических размеров изваяние обрушилось всей своей тяжестью на него. И вдруг он различил среди множества звуков новый — странный, трескучий, надрывный. И лишь спустя миг он понял — это был его крик, первый стон его души в этом странном мире. И осознав это, он провалился во тьму, сознание померкло, словно закрылось каменной стеной, стирая память о былом, уничтожая все обрывки видений и отголоски древних знаний, что еще трепетали в его мозгу. Теперь он был совершенно беспомощен и слаб, но не одинок и это радовало. Теплые, пахнущие молоком и травами руки матери прижали его к груди, закутав в мягкую ткань, и блаженство хлынуло в его плоть, успокаивая сердце и мысли. Прижавшись к груди женщины, самой родной в этом мире, он сладко зевнул и, свернувшись клубком, тихо засопел. А вокруг царил хаос…
* * *
Банда ваниров-разбойников обрушилась на селение неожиданно. Почти перед самым рассветом, в самый темный час ночи. Мрачными черными тенями возникли они из леса — хмурые воины в теплых одеждах из шкур животных, в стальных доспехах с оружием в руках. Вел их воин в дорогих одеждах с золотой цепью на шее — вождь и владыка Хрегсвиг — охотник за рабами. Быстро, сумрачными тенями несколько воинов пересекли пустое пространство от леса до частокола в полной тишине. Даже ветер и жители леса замерли во мраке, осторожно вглядываясь в происходящее. Еще миг и враги перебрались через стену. Лишь приглушенные звуки ударов возвестили о том, что часовые не справились сегодня с возложенной на их плечи задачей. Далее мгновения напряженной тишины, и вот громкий рев рога прервал ночной покой. Ворота распахнулись и в деревню, злобно завывая, ворвалась смерть. Черные всадники, окруженные сворой жутких псов темной масти, вылетели на улочки селения, сея гибель и разрушения. Засвистели разящие стрелы.
Выбегающие на воздух из домов защитники селения — вооруженные кто топором, кто мечом, — падали под их натиском. Пронзенные насквозь тела сыпались в снег. Закричали женщины, где-то пронзительно заверещал младенец. А в ночное небо уже взвились языки огня — несколько хижин пылали ярким пламенем, осыпались крыши крытые дерном и соломой, горели сараи и пристрои. Безумие и разруха охватили деревню. Один из ваниров — в помятых доспехах и в шлеме с кривыми бычьими рогами — соскочил с коня, остановившись у одной из хижин, вынимая на ходу огромную секиру из петли на седле. Удар, и крепкая дверь превратилась в щепки, а зверь в человечьем обличье нырнул в темноту дома. Еще мгновение и из нее послышался громкий крик, резко оборвавшийся жуткими хрипами. А после воин, злорадно смеясь, появился на свет, таща за собой за волосы извивающуюся девушку лет пятнадцати, одетую лишь в ночную рубашку, разорванную сильной рукой на груди. Она с кровью в глазах билась в его руках, но силы были не равны. Он связал ей руки ремнем и, перекинув через седло, вскочил на коня, затем, не переставая громко ржать, исчез в переплетении улочек. А за ним из недр дома появились игривые языки огня. Смерть осталась плясать на трупах родных бедняжки.
