Тяжелые, обитые толстыми листами железа створки ворот с тихим стуком закрылись за его спиной, словно отгородив раз и навсегда от привычного мира. В стальные скобы лег большой брус-засов, и невозмутимый гипербореец-охранник с копьем в руке замер у дверей караулки, хмуро поглядывая на новоприбывших.
Юный Конан, варвар из горной страны Киммерия, вновь вернулся в Халогу. Теперь уже не тайно в предрассветный час, как было всего лишь день назад, когда он спасал из плена колдунов Ранн, дочь вождя асиров, а открыто, почти ночью, но со связанными руками и ярмом раба на шее. Вместе с ним во внутренний двор древней мрачной крепости ввели десятка два израненных уставших асиров — все, что осталось от грозной банды Ниала, наводившей трепет на приграничные земли Асгарда и Гипербореи.
Сам Ниал пал от рук? — лап? — оживленных черным колдовством мертвецов, которых подняла из ледяных могил, ям и каменных склепов злая воля королевы Халоги Вамматар, прозванной Черная Смерть.
Вот она сама прошла мимо кучки пленников, вечно юная, гордая царица ночи и мрака. Ее светлые волосы были распущены, а черные одежды волнами спадали до самой земли. Она властным голосом, наполненным сталью, отдавала приказы своим слугам, выбежавшим навстречу из недр высокой крепости, что-то крикнула командующему отряда, охранявшего сейчас пленников, и тот, склонив голову в раболепном поклоне, тут же начал отдавать распоряжения.
Асиров окружили уже живые воины-гиперборейцы, хотя на вид они мало чем отличались от мертвецов — отсутствующий взгляд, хмурые лица и кровавая эмблема Халоги на их одеждах — словно призраки или выходцы из темных миров. Пленников повели через мощеный плитами двор, заваленный прелой соломой и песком, к темной двери, собранной из толстых полос металла, ведущей как выяснилось в подземелья.
Конан в последний раз оглянулся вокруг. Лишь черные стены вздымаются в темные небеса, одинокие факелы едва разгоняют холодный мрак, и стражи, словно духи, что замерли на своих местах. Бледный свет луны, окруженной медленно плывущими облаками, с опаской касается покрытых инеем плит и ни звука вокруг. Как в склепе…
Пленники спускались вниз по каменным грубо обработанным и истертым за долгие годы ступеням, подгоняемые в спину стражниками. С хрипами, тяжело дыша, люди с трудом шли вперед, поддерживая раненых и шепча проклятия на головы своим врагам, измученные и морально, и физически. Еще бы, далеко не каждый сохранит свой рассудок, встретившись в смертельном бою с ожившими мертвецами, многие из которых были недавно твоими братьями по-оружию…
Лестница привела в узкий коридор шагов десять длиной. Впереди скрипнула, открываясь, тяжелая дверь, и пленников ввели в каземат — грязный коридор меж клеток узких камер, забранных ржавыми решетками. И тут же перед асирами предстала жуткая фигура. Огромного роста человек в порванных кожаных штанах, обмотанный цепями, с грубой железной маской на голове, где в узких прорезях блестели хищные глаза, пристально осматривающие новых пленников. В толстых волосатых руках он сжимал стальной, покрытый ржавчиной и красными разводами жезл и связку ключей — страж проклятых подземелий древней Халоги.
Не говоря ни слова, — возможно, он давно был лишен этого дара, — он властным жестом остановил процессию и начал распределение новичков. Он открывал ржавые клети, и стражники гиперборейцы хватали асиров и, сняв с них оковы, запихивали туда, словно скот, бесцеремонно пиная и толкая их. В ответ слышались лишь проклятия и громкие хрипы, никто не показал своей слабости — воины знали, что их ждет и не надеялись на благополучный успех. Великий Имир, Владыка севера, давно уже ожидает их в Валгалле.
Конану досталась одна из дальних камер — узкая клетушка из черного камня с выложенным старыми плитками полом, на котором лежала охапка стылой соломы. Больше здесь ничего не было — лишь узкое оконце под самым потолком, забранное толстыми металлическими прутами. Сквозь него с трудом пробивался такой далекий теперь свет луны. Гиперборейцы грубо втолкнули юношу внутрь, и дверь захлопнулась, как приговор лязгнул поворачиваясь ключ, отрезая варвара от мира и свободы.
Конан, переполненный гневом и душившей его яростью, молча взглянул на своих врагов. Один из стражников, что привели пленных, что-то тихо прошептал хранителю подземелья. Тот с удивлением воззрился на странного узника и, покачивая головой, удалился, гремя ключами. Конан, бегло осмотревшись, подошел к решетке, потрогал пруты, попробовал дернуть — держались крепко, даже тараном их не выбить. Затем он выглянул в коридор — там царила полная тьма. Стража, выполнив приказ повелительницы, удалилась, погасив все огни. Лишь слышны были тяжелые хрипы и бормотание узников.
Конан немного походил по камере, затем тяжело вздохнул, так ничего и не придумав, и, не найдя иного выхода, улегся на кучу соломы и спустя некоторое время заснул.
Это была его первая ночь в Халоге.
* * *
Утром его разбудил лязг двери, тяжелые шаги надсмотрщика и странные скрипы — как потом оказалось, принесли утреннюю кормежку.
Щуплый человечек с грязной просаленной повязкой на глазах в отживших свое лохмотьях катил по щербатому полу ужасно скрипевшую металлическую тележку, увешанную гнутыми и ржавыми половниками и черпаками. В самой телеге стояло глубокое ведро и стопка деревянных плошек. Зачерпнув из ведра какую-то дурно пахнущую смесь, он наливал ее в плошку и закатывал посудину в камеру, немало ни заботясь о ее сохранности. В некоторые из камер он запускал несколько плошек, в некоторые только одну, несмотря на количество находящихся там человек. Вот он замер у клетки Конана. Осторожно принюхался, оскалился, словно учуял нечто приятное, и, забросив в камеру плошку с едой, громко смеясь, хрипя и подвывая, покатил тележку назад, бренча половником по стальным прутьям камер. Деревянная тарелка грохнула о каменный пол, треснула, и противного вида жижа растеклась по плитам, наполнив камеру противным кислым запахом. Что это было, Конан не мог даже предположить — возможно, овощи, не обязательно свежие, вываренные в безвкусную кашу, или отбросы со стола, прелые протухшие корни, а возможно и остатки пищи животных. Он брезгливо толкнул чашку ногой обутой в сапог, ругаясь и поминая Крома, расплескав эту кашу по полу еще больше.
