Тать - [3]

«Молодь-зелено! Не лезь долом».

Топот… Топот…

«Он далече? Ладно!»

И летели,

и лепо пели

мы там холмам лохматым,

и маками

низин

яра залила заря

у города дорогу.

…Тише! Мститель летит, смешит

воров —

то гогот,

то хохот:

«Ого-го-го-го-го!

Аха-ха-ха! Аха-ха-ха —

ха!» Бах! —

осело колесо.

И жалко поклажи.

Летит смерти хитрее мститель!

Летел,

как

и чёрт с встречи

с иконой — он окис!

А вижу: на небе мать там ***на — ну, жива!

И ***да над нами!

Лети, о воитель,

ха, Мономах!

Лети, бар грабитель,

лети на канитель!

Нельзя, в ухабах увяз, лень…

Нам — аман.

Наш меч умер. Дремуч емшан.

7

Ха, в оковах

ем я в яме

уху.

Ишь, а ныне, жаря еду, кутят у Кудеяра жены наши!

Нежь жен,

мило ври, мирволь им!

Ах, уха

аки бибика!

Ох, и лечь нынче лихо!

Как

лапоть, си ищущи истопал.

Верю в Юрьев

мора денек. Шуба бабушке недаром

и дарена, да не ради

их ухи…

Шабаш!

Ров, двор

и щелка… Дабы дыба да клещи

мя трем смертям

отдали… «Мил ад-то?» —

Так жалил и пилил аж кат.

Ад алкал. А клада

иди

ищи!

А клада — гадалка

ищи в сене, свищи!

Огонь меня немного

того… Ноготь —

ого! Того…

Акика!

Так, кат,

учи бичу!

Моли шилом!

Тот

кат ли повалил, оголил, а вопил так,

как

от сапа сто

волов.

Икал. У ката кулаки —

ины дыни

ешь — не меньше!

Он рот воплями мял повторно

и мял после дел соплями,

и, воркуя у крови,

узел свил, слив слезу.

Еда звучала палачу в заде —

и прет, а терпи!

Коты пыток!

Раки кар!

Кат — сам ада мастак!

Яра татарья,

яра харя!

Шарашь,

акы быка,

овец, и сицево

мочи бичом!

Тело коли, шило! Колет,

аки пика!

Я следом оделся

уколов. У зубов обузу волоку.

«Иль язик изъяли?

Мы дадым

нового! Вон

и повиси. Вопи,

как

колоколок!»

Инно: в зубы да на дыбу. «Звони!

И о вере вой!»

Йок, а на кой?

Каты, вы так!

Кату — кутак!

Но выдал клады — вон

они, тут: инно —

течет

ета наша каша, нате!

И уха на ***

течет!

Течет,

как

адова вода…

8

Не жив день, недвижен,

и чуть тучи

намутили туман.

Вянет стен явь.

А за кирпича лапами атака таима — палачи Приказа.

Теперь трепет

тише тешит.

Ах, и так ты, пытка, тиха!

Тишь у дыбы душит.

Я не шишеня,

дар я аду. Ну, да я рад

аду суда.

Дьявол — слов яд

оговору сурового.

Яду, судья!

Ишь, и твари! Мука — везут. У зевак, у мира в тиши,

сиволапо тащат. Опал, овис,

ха, лег на виду… Съехал по плахе. Судьи в ангелах,

да втащат в ад —

ад же дан как надежда!

9

И летописи потели…

Адов слог ал, глав ал глагол свода:

то пот —

чем течет меч!

Топор плахам ахал про пот,

ухал, плаху

вымыв!

Индо дни

он метил, и темно

махал по плахам

мытым.

О нас и писано:

мол, занят ум смутьяна злом —

то мот

и вор крови.

Или тем-то и отметили?

Мора день недаром

моту, мол, уныл… Хмелем хлынул, омутом —

и пир хмелем хрипи!

И позови воров, и возопи,

в омут умов

ори сиро!

Ада

идол, псов алы рыла восплоди

и рты, вымыв, вытри!

И шишара, шиши,

шерёшь

и тати —

тут как тут.

И опои,

и наври рвани!

И враз у пира втихаря о боярах — и твари пуза рви!

И на холопа по лохани!

А боль-злоба

алела

и ворковала во крови —

от часа, что

сила воспенилась, а псари мира спасали не псов, а лис,

и летописи лисьи потели…

10

Может, ямы мятежом

вырыв,

топор искал плакс и ропот,

и охал, пахарь праха, плахой

им, а палача лапами

те четвертованы. На вот — рев течет…

Ям вера — ревмя.

Ее

нежа в уме, и не чёрт отречением уважен,

а холоп отречен. Рок в корне чертополоха —

закопан напоказ.

И врыв, в яме сгинь, книг семя, вырви —

и врозь взорви!

И книжинки,

воспылав от силы листов, алы, псов

и лис они тревоги миговерти носили.

Ума хула в хвалу хаму,

и чёрту глаза лгут речи,

которыми наго поганим мы роток.

Хаму в умах

оголи — хаму зароком око разума хилого.

Топор отколе вело? Кто, ропот

вил оголив,

учил кличу

мечом? О чем?

«Бар грабь!

Уничтожь отчину!

Фу-ка, в узы бар, абызу — вакуф!

Не жалеть тела жен!»

Учил кличу

тот супостат со пустот

мира дыры. Да дыры — дар им!

И тамо преследовал главодел серпом. Ати

мира дырам! Чмары дар им —

молот сокровищ или зуд узилищ и вор-костолом!

Ропот, ищи топор!

Топор, ищи ропот

и мани толпы плотинами!

Их ал путь у плахи,

ал зла

потоп!

Ям вера — ревмя.

Манишь, рев, к вершинам

плоть толп.

Небодум им удобен,

а вера царева

родит нам антидор.

Но смутишь — удушит ум сон,

и неметь в темени

уму.

И метет в те теми

и неми шабаш имен и

ада

улова — и диаволу

доход.

11

Но взнесен звон!

Мило колокол им,

яро, мило вещал, слаще воли моря!

И рад устало — псина, раб, вора забава, базаров баран! Исполать, судари!

Мы вечевым

мира думу в ум ударим!

Мором

мира дом одарим!

О вера-зарево!

О, не раз озарено

ее

имя татями —

их и

ее

имян гори, мир, огнями!

Мир им —

кабак.

Он, небось, особенно

мил им.

Мора день недаром

им ахал плахами

и олуха хулой.

Им и

дайте топор — пропотеть, и ад,

зияя из

тени, заранее геенна разинет.

Ее

имя расписано до нас, и псарями

оно

воспето в рвоте псов —

хам рока на кормах!

12

Веру доищи, одурев,

и мало — колоколами,

и рано — в звонари…

Ала в хуле делу хвала!

А народу хула в хвалу. Худо-рана

течет —

вымокал у ката кулак, омыв

дел сих уд, и дух, и след.

Народ чохом охоч до ран,

он сир присно,

и крут, как турки,

и круче чурки,

и серее ереси.

Неодолим он, но мило доен,

нечесан, а сечен,

надзору роздан,

надолго оглодан,

натупо опутан,

утоп в поту

и о***л под оплеухой!

_{1969–1972, 1975–1976, 1990, 1993}