Созидая на краю рая - [61]

Этот простой жест едва не заставляет меня лезть на стенку.

— Скажи мне правду, пожалуйста, — небесные глаза с лёгкой насмешкой, скрытой болью и странным огоньком, горящим в них, обращаются ко мне.

Растерянно киваю, не понимая, что должна ответить.

— Я умру, да?

— Что? — от подобных слов едва не падаю с края кровати, едва не лишаюсь дара речи и считаю, что ослышалась. Переигрываю слова в голове несколько раз, думая, какой ещё смысл он мог в них вложить. Но никакого другого смысла не вижу. Он один-единственный и сказанный устами Энтони…

— Никогда… — перевожу дыхание, крепко стискивая его руку в своей. — Никогда не говори так! Не смей!

В моём голосе столько отчаянья, мольбы и ужаса, что, думаю, пугаю его. Но сейчас это допустимо. Он должен осознать, что сказал.

— Мам… — он явно собирается что-то дополнить, но я не позволяю ему этого, опускаясь ровно на уровень его глаз и громко, чётко чеканя каждое слово, произношу:

— Никогда не смей говорить подобного! Ты не умрёшь! Я не позволю тебе, ясно? Я люблю тебя так, что сломаю горы, спилю леса, осушу реки, но не позволю твоему сердечку перестать биться. Ты — моё сокровище, Энтони. И ни с кем, даже с Богом, я сейчас не собираюсь тобой делиться!

Он поджимает губы, смотря на меня довольно странным взглядом. В нём и недоверие, и страх. Страх передомной или перед тем, что только что сказал?

— Прости, мамочка, но так говорил доктор!..

— Какой доктор? — убираю мешающие пряди за ухо, не спеша прижимать сына к себе снова. Хочу, чтобы он понял, что я не позволю ему умереть. Никогда!

Если для этого нужно спать с Эдвардом — я согласна!

Если для этого нужно убивать вместе с Аро — я согласна!

Если для этого нужно выйти замуж за Джейкоба — я согласна!

Я на всё, абсолютно на всё, согласна ради его спасения!

Наверное, это глупо, и многие сочли бы меня ненормальной, но я — мать. И мне плевать на всех. На их мнение, нравы, порядки — я одна. Мне никто не помог и не поможет.

Я — единственное, что есть у своего сына, а он — единственное, что есть у меня.

Мы вместе, и мы неразделимы! Я никому его не отдам!

— Доктор Маслоу… — сообщает Тони, теперь уже не смотря на меня, а разглядывая кроватные простыни.

— Ты, наверное, что-то недопонял, — убеждаю его в своих словах, делая заметку в голове поговорить с Джеймсом, дабы избежать подобного в будущем.

— Я понял всё правильно! — упрямо настаивает малыш, сжимая ладони в кулаки. — Он сказал так!

— Он не прав, — обрываю его фразу, и просовываю руки под плечи сына, сажая его к себе на колени. Поднимаю опущенный подбородок пальцами, направляя лицо Тони к себе.

— Он сказал глупость. Ты будешь жить, обещаю!

— Я соскучился… — неожиданно произносит Энтони, заставляя всё во мне восстать и рухнуть. От боли за него.

— Я тоже, солнце! — поправляю небрежно застёгнутую пижаму, приглаживаю растрёпанные белокурые локоны и дарю сотни маленьких поцелуйчиков его личику. Ему нравится, когда я так делаю. Как-то в детстве он называл это «поцелуями бабочки».

— Когда ты уйдёшь?

— Ты хочешь, что бы я ушла? — тихо смеюсь, спрашивая это. Не верю, что он может ответить утвердительно, но маленькой частью души боюсь этого больше всего на свете. Нет, он никогда не сможет так сказать! Он никогда не захочет, чтобы я ушла! Он любит меня! А я его!

Нет, его отказ моему присутствию невозможен, я зря себя накручиваю.

— Не хочу, — отвечает он, и пламя волнения в моей душе пропадает. — Просто я не люблю, когда ты уходишь. Мне хочется… плакать всю ночь, пока тебя нет!

— Малыш мой, — сама едва сдерживаю слёзы, прижимая белокурую головку к своему телу и целуя её во всех местах, куда могу дотянуться. — Ну, пожалуйста, Тони, не плачь. Я обещала, что скоро мы будем вместе! Чуть-чуть времени пройдёт и всё наладится. Клянусь тебе!

— Я знаю, мамочка, — он ответно целует мою шею, запуская руки в волосы, и улыбаясь вымученной улыбкой. — Я знаю, что ты любишь меня и что придёшь. Знаю, что ты работаешь, знаю, что делаешь всё, чтобы я выздоровел, но мне намного лучше, когда ты здесь. Прости.

— Не извиняйся, — сдавленно шепчу я. — Ты не виноват. Только я виновата.

— Тебе тоже тяжело. Ты тоже плачешь, — он сочувствующе проводит ладошкой по моей щеке, сметая пару скупых слезинок, скатившихся по ней. — Я не хочу, чтобы ты плакала!

— Не буду, — мигом прохожусь по щекам собственными пальцами, а потом обхватываю его ладони, оставляя на них поцелуи. — Я не буду плакать, малыш!

Он вздыхает, все ещё находясь на моих руках и в моих объятьях.

— Давай я позову медсестру, зайчик, — уже не решаюсь дотрагиваться до рукава его пижамы, помня предыдущую реакцию.

— Прости меня, что я так вёл себя. Это было плохо, — он, искренне сожалея, виновато смотрит на меня. Ободряюще улыбаюсь, беря его лицо в ладони и прижимаясь к лобику, сообщаю:

— Энтони, ты напугал меня сегодня, и я не хочу, чтобы это повторилось. Давай так, если тебе больно, что-то не нравится или страшно, ты просто говоришь мне, ладно? Мне или Эленике. Мы сделаем всё, чтобы ты прекратил мучиться. Договорились?

— Хорошо! — он быстро кивает, а потом с опаской поглядывает на закрытую белую дверь палаты. — Я боюсь её!