Все началось с того, что Эммет вернулся из отпуска. Загорелый, отдохнувший, с бесконечно счастливой улыбкой он, позабыв все на свете и угрызаемый собственной совестью, практически с аэропорта, едва ли не с чемоданами, кинулся на рабочее место. Привычно загудел его компьютер, полетели в урну снежки из бумажных листов с неудавшимися заголовками и липкие стикеры заполонили собой все свободное пространство его стойки.
Первую дополнительную нагрузку у Эдварда отобрали.
Однако беда не приходит одна, особенно если речь идет о фатальном невезении. Как снег на голову, как птичий помет на лобовое стекло — неожиданно и к огромному неудовольствию — отменила планы на уикенд Розалия. Заявила, что рассталась с парнем и хочет весь свой гнев направить в нужное русло, дабы помочь боссу хоть немного отдохнуть.
Так исчезла вторая дополнительная нагрузка, на которую Эдвард так рассчитывал.
Он был настолько огорошен трудоголизмом мистера Мейсена и настойчивостью мисс Хейл, что не слишком удивился, когда в кабинет тихонько постучалась Кейт, его личный секретарь и с улыбкой от уха до уха, словно бы делала рождественский подарок, сообщила, что макеты готовы. Она, умница-разумница, всю ночь просидела, не смыкая глаз, дабы доделать их к сегодняшнему дню — чтобы «вы не посвящали Сочельник чертежам, мистер Каллен».
Таким жалким образом, по стечению отвратительных обстоятельств, в праздничную ночь Эдвард остался в полном одиночестве. Теперь не было ни одного рабочего момента, которым можно было занять свое время, ни одной недоработки, ни одного горящего срока… подчиненные, будто издеваясь, все подчистили. Организовали ему выходной. И это при том, что открытостью, дружелюбностью или, что было бы более логично, склонностью к неординарным мыслям вроде повышения зарплаты, внезапной премии или выходного без предупреждения он не был склонен.
«Рождественское помешательство, — подумал Эдвард, — а еще утверждают, что я сошел с ума…»
Выходя в восемь вечера из офиса, обозленный, расстроенный и растерянный предстоящей бессмысленной ночью, он с ужасом представлял, как меньше чем через сорок минут будет дома. А там высокий потолок, бежевые покрывала, вчерашняя недоеденная лазанья, а взамен коньяка или виски одна-единственная бутылка вина, чуть початая еще Черити.
Эдварду было всего тридцать пять, но выглядел он куда старше. Может быть из-за постоянной мрачности на лице, может из-за своей нелюдимости, а как следствие и хмурого молчания, а может из-за капли надменности на лице, семя которой посадила там еще Эсми.
В принципе, из него мог бы получиться привлекательный мужчина — высокий лоб, большие и ясные глаза темно-синего цвета, хороший рост, достойная фигура, и даже шрам от уха до уха, по подбородку и шее, не особенно смущал, — при условии, конечно, не лезть глубже. Глубже, как Эдвард правильно полагал, было слишком темно…
— Добрый вечер, сэр, — вежливо поприветствовал хозяина Джаспер, поджидающий возле автомобиля. Одет он был безупречно, улыбчив как никогда и, судя по всему, с нетерпением ждал возможности вернуться к семье. Ему-то было куда возвращаться.
— Добрый, — из приличия, никак не под стать своему настроению, пробормотал мужчина, усаживаясь на заднее сиденье и укладывая рядом сумку с ноутбуком, — с наступающим праздником тебя.
Занявший свое место Уилток дружелюбно хмыкнул:
— И вас так же, сэр. Возможно, в это Рождество вам суждено поверить, что чудеса случаются…
Эдвард закатил глаза, устало запрокинув голову. Бесконечное сидение за компьютером дало о себе знать хронической болью в спине и шее. Если бы не лед, эту ночь можно было бы посвятить пробежке. Или, например, массажу… если бы в чертово Рождество спа-салоны работали, конечно же.
— Я поверю в это, если у машины кончится бензин где-нибудь в пятидесяти километрах от заправки.
— Боюсь, это «чудо» никогда не случится, мистер Каллен, — снисходительно ответил водитель, — я лично залил полный бак полчаса назад.
— Утешающая информация…
Эдвард устало потер глаза, с излишней внимательностью поглядев на снежное покрывало за окном. Еще вчера была голая трава, напоминающая весеннюю, еще вчера не пахло никакими венками, и не разносился по округе запах печеных индеек. Но настала ночь, облака опустились ниже и, меньше чем за три часа, земля переоделась из осенней в зимнюю шубу. Подарила, называется, праздничное настроение.
И в миг затараторили телевизоры о ценах на подарочные упаковки конфет в этом году, мгновенно пошли по радио непрерывной чередой рождественские песни, а в здании аккурат напротив окна его кабинета, разместили гигантский плакат с Санта-Клаусом, предлагающим всем и каждому встретить праздники с его чудесной Кока-Колой.
Хуже быть уже просто не могло. Даже стараться не стоило.
Джаспер, остановившись на светофоре перед съездом на трассу, легоньким движением пальца включил магнитолу. Ожив синим сиянием, она сразу загрузила давно вставленный внутрь диск.
И тут же салон, погруженный во тьму, заполонил мягкий мужской голос.
«Ég á líf, ég á líf…».
— Что это значит? — устало спросил Эдвард, припоминая, сколько раз уже слышал эту песню. Кажется, Джаспер любит ее больше всех прочих. К тому же, Исландия — родина его матери. И язык он, конечно же, знает.
