Рассказы и эссе - [38]

Или же, говоря по-русски: «С бокалом искристого шампанского в ноге вспоминал Джамлет Дадешкелиани былые дни».

КОСУЛЯ [11]

Наган доил корову. У плетёной изгороди между мазанкой и коровником он доил, присев на низенькую табуретку, вытянув в сторону больную ногу и напряженно опустив голову. Его жена держала за ногу теленка, который все пытался вырваться к материнским сосцам. Дети играли на лужайке двора. Луг за изгородью был убран, но чало — кукурузные снопы — еще не успели повесить на деревьях, как это принято, и снопы стояли, связанные и натыканные на кочерыжки, золотясь под косыми лучами заката. Строительство капитального дома, за которое Наган принялся недавно, заложив по совету Сухопарого фундамент аж на пятнадцать метров в ширину и двадцать в длину и еще с пристройкой, в которой «при хороших и плохих случаях», то есть при свадьбах и поминках, могло уместиться до ста человек, — строительство это шло медленно, хотя стены были возведены наполовину и уже были вставлены рамы окон и дверей. И сейчас Наган, упорно потягивая вымя единственной коровы, словно пытался взять у нее больше молока, чем она могла дать, пыхтел, сопел, чертыхался, а сам все думал: где взять деньги на строительство.

Вдруг, нарушая вечернюю тишину, в околотке зашумели собаки. Голоса приближались. Наган и жена оглянулись. И видят: косуля, самая настоящая косуля, невесть откуда взявшаяся, убегая от псов, выбежала на проселочную дорогу, где ее ждали новые и новые засады. И кончилось это тем, что, перемахнув через Наганов забор, она, эта косуля, в мгновение ока очутилась там, где Наган с женой доили корову. Наган, засуетившись от неожиданности, вместе со скамейкой повалился наземь, а в руке, которую он инстинктивно вскинул при падении, оказалась нога косули, и он, ничего не понимая, заорал благим матом. Жена тоже с испугу выпустила теленка, теленок рванулся к матери, опрокинув на ходу подойник, и молоко полилось в пыль. Человек в страхе сжимает кулаки — Наган тоже сжал кулаки, в которых была лапа косули; косуля вырывалась изо всех сил, но человек ее ногу не выпустил, а сам продолжал кричать:

— Ей, жена! Что это, жена? Что это?

Первым из соседей примчался Сухопарый; старик он шустрый: раз-раз — меж кочерыжками, раз-раз — через плетень, и — тут как тут. Вслед за ним прибежали и другие ближайшие соседи. Они вынули косулю из рук Нагана, а самому помогли встать.

— Ахахайра! Хайт! Хайт! — звонко восклицал Сухопарый, порываясь помочь всем сразу, но только мешая.

Так-то: косуля, настоящая косуля была поймана и заперта в заднике мазанки, в приделе, служившем и кухней, и кладовкой. Там она бегала, бесилась, свистела, разбивала кувшины и горшки, но сама была дороже всего, что могла там разбить, и теперь никуда не могла уйти.

Эта новость облетела село. По проулкам, через изгороди вся деревня поспешила к Нагану.

Откуда взялась косуля в приморском поселке, где давно уже вырублен лес? Решили ждать Старца, только он мог все объяснить.

Вскоре появился и Старец. Он даже шагал многозначительно, через шаг на третий вонзая в землю конец посоха, а двое сопровождавших уважительно отставали от него на полшага.

Приблизившись к двери мазанки, он вонзил посох в землю основательно, как кол. Спутники, которые не только возрастом и мудростью, но пока и ростом, и поступью, и вообще отставали от него, остановились по обе стороны от старца, и трехфигурная композиция эта замерла.

— Добро пожаловать, почтенный Старец! — провозгласил Тамада, ибо жена Нагана уже возилась на кухне и он уже, самоназначившись, приступил к своим обязанностям.

И вот уже Старец сидел на почетном месте против Тамады, вполоборота и к столу, и к очагу, как бы одновременно принадлежа и тому, и другому. Спутники, разлученные с ним, были рассажены в положенных местах, из-за чего выглядели подчеркнуто сиротливо.

— Так-то, — заговорил он. Все дружно вскочили с мест. — Так-то, — повторил Старец, глядя на огонь и опираясь на посох. — Ты недавно начал строиться, Наган, сынок. Ажейпш послал тебе косулю, и ты поймал ее голыми руками. Но этому удивляться не надо. Светлой памяти твой дед Савлак, помнится, выскочит в лес с ружьем — и не успевало закипеть мамалыжное варево твоей бабки покойницы Гупханаш, как он уже из лесу с косулей. И тебя я не зря при рождении нарек Наганом. Сегодняшнее событие — это свидетельство счастья. С сегодняшнего дня твоя судьба повернулась вправо, сынок! Пусть оно будет прочным, твое счастье!

И не успел Старец намекнуть, как ему был подан рог. Немного отпив, он вернул его не глядя хозяину.

— Это чудо, это счастье! Пусть будет твое счастье прочным, Наган! — заголосили все. — Пусть вечно с нашей общиной пребудет твоя мудрость, Старец!

Наган, все это время кротко внимавший Старцу, при слове «счастье» все-таки вздрогнул. Наган был умен, хотя в его положении скромного поселянина, да еще единственного в своем роду в этой деревне, где все было сосредоточено в руках трех родов, ни с одним из которых он в родстве не состоял, этот ум был излишен, и он его скрывал. А единственным в роду он был потому, что его дед был тут помещиком до революции со всеми вытекающими последствиями, и Наган вырос сиротой. Уже одно то, что его назвали Наганом, — свидетельство того, что над ним собирались подтрунивать уже с рождения. Счастье — строптивый гость, к нему надо еще быть готовым. Не роскоши счастья желал Наган, а просто выжить с женой и детьми, не дразня ни судьбу, ни людей. Невольно поискав глазами детей, он заметил, что их нет. Он догадывался, что они пошли к косуле, догадывался, что они на верху блаженства, потому что у них, еще не сломленных, требования к судьбе были иными.