Приступ - [10]

* * *

Здесь повторную атаку сумели исполнить лесовики. Чарджи не предусмотрел, выдвинул лучников вперёд, на короткую дистанцию, не обеспечил им прикрытия. Охрим возражал, Чарджи — шипанул. Типа:

— С-с-струс-с-сил?

Дело дошло до рукопашной. Что стрелкам категорически… факультативно. Были потери, у Охрима выбили глаз. Какой лучник с одним глазом? — Вывести за штат.

Охрим озлоблен на Чарджи: на ровном месте, по глупости, подвёл под увечье. Конец карьеры, конец любимого дела, конец жизни. Чарджи вину свою понимает, и от этого более злобится.

У парня после увечья — крутой депресняк и чёрная меланхолия. Жалко, но смотреть противно.

Тут я понимаю, что Ростиславу Андреевну без верного человека, который сможет присмотреть и сталью защитить, отпускать нельзя. Ивашко… от сердца оторвал. Но — надо. Место начальника моей охраны — пустое.

— Охрим, пойдёшь?

— Не, Воевода, бездельем маяться, брюхо отращивать… Тупое занятие.

Я эти слова Ивашке пересказал. Тот… вроде бы пожилой уже по здешним меркам мужчина. Но как он в больничку бегом бежал, где Охрим лечение заканчивал…

Вправил парню мозги. И по делу, и по жизни. Месяц водил за ручку по дворцу и по городу. Охрим много от Ивашки набрался, даже бурчит похоже. Потом «Саксонский караван» ушёл, и я свёл Охрима с Точильщиком. Один отрабатывает методы наблюдения, вербовки и проникновения. Другой — контрмеры.

Охрим, со свежим взглядом, хоть и одним глазом, перетряхнул службу, нашёл и ликвидировал десяток «слабых мест», выявил троих воришек и одного… м-м-м… «иностранного агента». Месяца три эта парочка устраивала у меня во дворце то подкопы, то ловушки, то засады, то тревоги. Ныне малость угомонились.

Охрим пошёл в поход начальником охраны и той небольшой группы лиц, которая меня обеспечивает. Повара, например, у меня нет — из общего котла. А конюх — есть. Хоть и люблю Сивку сам почесать-почистить, но времени не хватает, а оставлять коня в небрежении — скоро сдохнуть. Я про это уже…

Бурчит Охрим как Ивашко:

— Туда не ходи — скользко, здесь не стой — снег башка попадёт…

Нянька с функциями убийцы.

— Эй, Воевода, там ещё верховые следом едут (Гапа продолжает рассматривать в трубу обоз).

Теперь видно: следом за последними санями, чуть приотстав, идёт ещё группа конных, тоже пара десятков, тоже с мечами.

— Слушать сюда. Любим, твоя первая турма тихо, без крика, прямо через поле, рысцой к передним. Щитов не видно — со ста шагов выбьете. Вторая турма наискосок, к задним на перехват. Вслед за первой турмой лучников идут мечники. Одна турма. Влево по дороге. До перекрёстка. Не выпускать вперёд. Тоже — спокойно, без криков, рысью. Мечи в ножнах. Пока те не заорут. Салман.

— Я здэсь, сахиби! Ударым! Сильно!

— Не суетись. Этих мечников ведёшь ты. После второй турмы лучников… Чарджи все остальные — твои. Уже будет бой, направишь по обстановке.

— Я с первой в голову пойду.

— Ты пойдёшь туда, куда я велю.

Постояли, поразглядывали друг друга. Ожидаемый мятеж — уже? — Нет, изучение грузинского оказало своё благотворное воздействие.

— Мне нужно, чтобы здесь до конца оставался кто-то разумный и опытный, на которого можно положиться. Что там будет… Война. На войне всякое бывает.

Надавил, польстил, уболтал.

— Выезжать — неспеша. Никакого галопа. Пока те орать не начали. Как начали — марш-марш. Промедление — трусость. Первым — я. Сухан — слева, Охрим — сзади. Пошли.

Я закинул петельку «намордника» (забрало шлема-ушанки) на крючок за правым ухом, покрутил головой — нормально. Тронул Сивку. Мы медленно, сперва просто шагом, выехали из-под защиты леса на отрытое место, приняли влево, перешли на неторопливую рысь.

Треугольник. Поле, чуть наклонённое к северу и востоку. С юга, из вершины треугольника, из-за сосняка выезжают уже стрелки Любима. Крышки тулов скинуты, но луки не подняты. Проскочив полосу глубокого, наметённого к лесу, снега, не спеша разъезжаются в цепь.

По северной стороне — дорога с караваном. За дорогой, метрах в двадцати, полоса осинника. Овраг, наверное. Весной там побежит ручей в ту Нивку. Головная группа — два десятка верховых, едут парами и по одиночке. Колонна не плотная, не ноздрями в задницу (то и другое — коня, если кто не понял). Но и не растягиваются сильно.

Наша левая дорога сходится с их метрах в четырёхстах. Потом их, основная, уходит в просвет между нашим сосняком и их осинником. На перекрёстке мы окажемся чуть раньше их.

Вру: уже нет. Нас заметили, в голове группы быстренько обсудили, первая пара пошла в галоп. Выслали головной дозор. Я тоже чуть даю шенкеля Сивки. Это… просто как у гончей: «она бежит — он её догоняет».

А вот остальной отряд движение не ускорил.

Почему? — А зачем? Кто мы — им не понятно. Враждебных намерений не демонстрируем. Копий, щитов — нет, луков не видно, клинками не машем. Мирно, неторопливо едем. Единообразие обмундирования и снаряжения, его непривычность — удивляет, настораживает и… тормозит.

Конница на рысях идёт 12 км/час. От момента нашего появления из леса до встречи на перекрёстке — 2–2.5 минуты. Если они их проспят — без вариантов. Любим своих парней держит в форме, они выйдут на дистанцию прицельного выстрела и положат всё, что шевелится.