«Мой Бог, ответь,
Если ты где-то есть:
Как жить, когда
Душу сжигает месть?»
Кукрыниксы: Мой Бог 2010
— ВДВ, — вскричал одетый в синюю тельняшку пьяный краснорожий бугай, размахивая над головой загорелыми руками, затем отхлебнул из открытой бутылки большой глоток и, страшно оскалясь, полез на решетчатые ворота, установленные в стене у входа на Центральный рынок. Створки лишь несколько минут назад поспешно закрыли охранники рынка, едва заметив приближающихся с хитрыми рожами десантников, отмечающих сегодня свой праздник. Те громко смеялись, пили в открытую, невзирая на общественное мнение, нарушали порядок и громко матерились, выказывая неуважение к жителям города, пугая прохожих и сбивая на землю мусорные баки.
За воротами собралась уже небольшая толпа тех, кто не успел вовремя покинуть территорию рынка, и сейчас люди настороженно ждали, что же произойдет дальше, тихо переговариваясь и напряженно наблюдая за виновниками беспорядков.
Пьяный десантник наконец взобрался на ворота, перелез на бетонную арку и, вскинув руки навстречу садящемуся солнцу, блестящему теплыми лучами на его красном лбу, вновь дико и безумно вскричал: «ВДВ», и тут же, громко смеясь, бросил в толпу недопитую бутылку. Раздался звон бьющегося стекла, звук удара и чей-то вскрик от боли, его перекрыл противный ржач товарищей дебошира, вальяжно стоящих на нетрезвых ногах у решетки ворот, сунув руки в карманы брюк. Толпа заволновалась, кого-то неожиданно толкнули, пихнули, кому-то наступили на ногу или заехали локтем в бок. И большинство стало отступать назад, расталкивая замешкавшихся руками и локтями. Народ заволновался, словно гладь моря в надвигающийся шторм, послышались гневные крики, истерический визг и толпа отпрянула назад.
И никто в панике не заметил замершую у самой стены девушку лет шестнадцати-семнадцати, она испуганно жалась к бетонке, сжимая в дрожащих руках маленькую черную сумочку, стреляя полными ужаса глазами направо и налево и видя лишь налитые страхом лица людей. Вдруг раздался резкий хлопок, повалил едкий дым — десантник, надрывно крича, кинул в толпу людей дымовую шашку — и толпа обезумела. Крича и бешено ругаясь, люди бросились прочь от ворот в дыму и проклятиях, сбивая на землю с ног своих соседей, втаптывая их в панике в асфальт. Брызнула первая кровь.
Сила безумной толпы непобедима.
Девушка было дернулась в сторону, но ее сил не хватило. Она еще ощутила ошеломляющий удар о камень стены, упала на колени, почувствовав, как горячая кровь из рассеченного лба брызнула на глаза, звуки слились в общий монотонный шум, в голове помутилось, а затем был еще удар, и наступила тьма.
* * *
Тем днем лишь с помощью отрядов сотрудников правопорядка, путем отлова с применением травматического оружия, были усмирены распоясавшиеся дебоширы и препровождены в ближайшие отделения милиции. Но вызванная ими паника и разгул беспредела унесли с собой шестнадцать человеческих жизней, и никто не был в ответе за них.
* * *
Девушку звали Инна. Похороны состоялись через два дня на Северном кладбище в гнетущей тишине. Солнце в тот день не показывалось, скрывшись за пеленой серых туч, и на землю с самого утра лил холодный противный дождь, превращая грязь в сплошное месиво. На кладбище были лишь близкие и родственники погибшей: рыдающая мать и глубоко скорбящий отец, старая бабка и две близкие подруги, которые в тот роковой день не успели достичь рынка и тем самым спасли себе жизнь и здоровье. Инне же крупно не повезло, она пришла на встречу первой и гораздо раньше намеченного срока…
Хмурые рабочие осторожно опустили гроб в раскисшую землю, и все присутствующие направились бросить в память о погибшей последнюю горсть сырой земли.
Последним к открытой могиле подошел юноша лет двадцати, до этого тихо стоявший в стороне, его глаза были красны от горьких слез, безжалостно смываемых дождем, кулаки сжаты так, что побелели костяшки пальцев, а ногти почти до крови впились в плоть, скулы сведены. Это был Иван парень Инны. В тот кошмарный день он не смог встретится с ней, так как вынужден был выехать по делам за город.
Он очень любил ее, безумно, так, как возможно бывает не у всех и не всегда. Она — это вся его жизнь, его вечная судьба, его радость и счастье, и вот теперь ее не стало. И ни один виновный в этом не понес заслуженного наказания. Лишь ледяная боль обжигала истерзанное сердце, выжигая все, что еще было в нем человеческого.
Иван с трудом разжал негнущиеся пальцы, поднял комок пропитанной водой земли и, словно еще не веря в происходящее, бросил его во мрак свежей могилы. Сердце его билось все сильнее и сильнее, боль невыносимо терзала душу, а безысходность выворачивала и крутила оголенные нервы, кроша и так распаленный мозг, сдавливая виски, заставляя огонь гнева полыхать в его покрасневших глазах.
Отец Инны, сорокалетний Михаил Петрович, тихо подошел к нему, положил свою руку ему на плечо и с силой сжал пальцы, успокаивая парня, стараясь хоть как-то облегчить его страдания, принимая на себя его боль. Но это было не в его силах. Рядом рыдала безутешная мать.
Так они и стояли, пока рабочие кладбища методично и привычно забрасывали одинокий гроб землей.
