Золотое колесо - [77]

Паха шел, ничего этого не зная. У первой же деревни его остановила толпа, вооруженная штырями и палками.

От него потребовали ответа на то, о чем думать Паха больше всего не любил: кто он по национальности. Он был мингрел, стало быть, грузин, но родился и вырос в Абхазии и среди абхазов. А тут поди разгляди глазами, затуманенными счастьем, чей стоит пикет: грузинский или абхазский! Кроме того, обостренной интуицией, которую человеку даруют ангелы в момент, когда он может получить п…дюлей, он просекал, что национальность — повод, чтобы придраться, а причина — то, что давно никто не ехал и у толпы уже чесались руки. И Паха поступил, как ему казалось и как кажется мне самому, разумно, закричав: «A какое это ваше дело и какое это имеет значение, ядри вашу бабушку!», — но тут ведь важно было еще, на каком языке он это прокричал. В общем, начали его бить.

Паха решил терпеть, но лошадку отставил в сторонку от греха подальше.

Долго его били, ядри их бабушку. Долго он терпел. Но тут гнедая моя и залетная была замечена, и кто-то пнул ее, ретивую, ногой. На глазах у изумленного Пахи ка-ак подскочит моя пышногривая и статная, ка-ак упадет в яму. Хорошо еще — в мягкую яму. Этого не следовал делать сим великовозрастным хулиганам. Они переоценили свои силы, было же их не более дюжины мужчин. А разъяренного Паху вы можете себе представить! Как буй-вол — именно как буй-вол, а не кроткий наш буйвол; буйволом он был до гнева! — он налетел на мужиков, раскидал их в разные стороны, где они падали пожестче, чем его лошадка!.. Но и голова у него была на плечах: понимая, что, опомнившись, они его одолеют, он сделал то, что делать не собирался, — как сел на лошадку, как слопал еще по пути десяток стаканов мороженого! Но то он слопал по рассеянности и, опомнившись, перестал, а тут первым делом надо было саму лошадку спасать. Он сел на нее, сунул каландаши под загривок и — поминай как звали! Достигнув безопасного расстояния, он все-таки слез с лошадки и снова взял ее в руки, хотя она прекрасно выносила его тяжесть. Везла же она невесомо и мягко, как верховой волк.

О гневе народном

Тот самый бригадир, который, помните, чуть было не арестовал Могеля как курокрада, примчался к вечеру в Хаттрипш. Он был взволнован. Он клятвенно заверял, что все абхазы в Сухуме зарезаны, некому даже подобрать трупы, и псы лакают человеческую кровь. Сам он унес ноги, подобно Гаруну бежав быстрее лани. И хотя в селе ему всегда не верили, сейчас маловерие было подобно малодушию. Услыхав дурную весть даже из ненадежных уст, следует ее проверить. Как часто, путая суетливость с деловитостью, именно суетунов мы выбираем себе в бригадиры! Подобные же Гаруны оказались в каждом абхазском и грузинском градах и весях.

В одночасье Абхазия стала подобна встревоженному улью. А тут еще выяснилось, что в тысячах людей дремал нереализованный автоинспектор.

Тут опять предпочту я, милые читательницы, вернуться к вышеупомянутому очерку.

«Как только произошла первая кровавая стычка в парке, абхазы переместились на площадь Ленина и заняли оборону. Тут они выдержали несколько вооруженных нападений. С обеих стерон применялось автоматическое оружие и взрывные устройства. Утром чрезвычайное положение было введено по всей Абхазии, но чтобы до прибытия войск МВД СССР из Тбилиси предотвратить более серьезные столкновения в столице, власти решили, и решили правильно, вывести одну из двух враждующих групп из столицы. Легче было удалить абхазов, которых было меньше числом. Это не составило труда, как только Народный фронт, получив право от властей на своеобразный тактический обман, пообещал, что в городе Гудауте мужчины получат оружие и будут десантированы по предусмотренному плану, тогда как женщины и дети в той же Гудауте будут в безопасности.

Большого побоища в Сухуме избежать удалось, но тут начались безобразия на дорогах. Люди, вооружившись кто во что горазд, высыпали на трассу. Останавливали машины, проверяли документы, мужчин вытаскивали из машин и избивали. Уже стали появляться удальцы и герои.

Взаимный страх и подозрительность завладели умами. Сосед стал подозревать соседа, с которым прожил рядом целую жизнь, в намерении устроить в его доме погром. И раз так, сам морально готовился к погрому же.

До погромов все-таки не дошло — я свидетельствую. И не слыхал я также о фактах изнасилования. Сказывались еще традиции добрых взаимоотношений в быту между этими двумя народами, весьма сходными по обычаям и одинаково формально ортодоксальными христианами, а по сути атеистами. Избиений же было много. А главное, был преодолен некий моральный рубеж: абхазы и грузины вступили в отношения кровников.

Отсутствие информации способствовало нарастанию зла. Хотя, с другой стороны, хорошо, что люди не смотрели телевизора и не читали газет: все стояли на уличных пикетах. А в средствах массовой информации началась самая что-ни на есть вакханалия. Политики и газетчики тут же перевели на проценты соотношение жертв по национальному признаку. Список погибших перевалил за второй десяток. О жертвах в основном в процентах и сообщалось. Число непосредственно погибших в уличных беспорядках увеличивалось за счет несчастных, с кем мафия свела под шумок старые счеты.