Золотое колесо - [76]
Но когда Платон стал следить за его мыслью, как мы следим иногда за движением лосося вверх по Кодору по редкому мельканию на зыбкой поверхности красного гребня его хребта, он увидел, он услыхал упрямо плывущее вверх по реке раздумий видение народа и беды.
— Да, жизнь, вообще! — ответил Платон. — И не ведал я, что такие испытания суждены народу, вообще!
— Знание остается. Туда, где Полнота, мы ничего не забираем с собой, кроме личных и общих грехов.
— Вообще, — сумрачно пробормотал Платон.
О базаре
Летний вечер. На райцентровском базаре в сутолоке торговли неожиданно раздался страшный вопль.
Все, кто был на рынке в этот оживленный час, — и торговцы, и покупатели — перепугались: не начались ли уже столкновения, которых, естественно, опасались, считая, однако, их неизбежными.
Нет, по хорошему поводу был этот вопль! Это был крик радости, это был глас исполненной мечты! Это вопил Паха.
— Ядри его бабушку! Эй! Уй! Нашел.
В лавочке Исаака, в самой неприметной на райцентровском базаре лавочке, где продавался всякий утиль, она и стояла в углу, моя хорошая! Немудрено, что ее не заметили: моя золотая была завалена всяким хламом. Может, так и доехала, незаметная-милая, из алчного Сухума. Она! Это она! И каландаши на месте, и дырка у загривка! Эй! Уй!
— Что ты разорался, дурак, что это ты нашел? — рассердился Исаак.
— Давай, вытаскивай вон ту лошадку, а я мигом за деньгами! — сказал Паха и выбежал из лавки.
Он шел, бедолага, и громко радовался. Весь день был сегодня такой, что — тьфу! тьфу! — одни удачи. Вы слыхали, чтобы у нас в райцентре раньше продавали такую штуковину, которую кладешь в сумку и она, как лягушка, сохраняет холод? А он в этот день и нашел, и купил такую штуковину.
Целый час по рынку слонялся, держа сто стаканов мороженого в целлофановом кульке, и это мороженое, благодаря штуковине, как было твердое, так и оставалось, несмотря на жару. А еще лошадка. Дети с ума сойдут от удовольствия! Враз, в один день он исполнит оба своих обещания сыновьям.
Он влетел в почтовое отделение, сообщая знакомой девушке номер и серию лотерейки:
— Давай, дочка, ищи «запорожец»!
— Так она к нам и попала, — вздохнула девушка и с вялым неверием в Фарту взяла первый попавшийся билет. И тут же изменилась в лице.
Ибо если так решит Отец наш небесный, то все будет складываться, как в кино. Этот первый билет и был тот, номер и серию которого назвал Паха.
— Вот и получай свой «запорожец», а мне дай ровно пятьсот четыре рубля, на них я покупаю кое-что, попроворнее машины!
— Ты что, дурень! Деньги возьми в долг, а выигрышем просто поделимся! — воскликнула честная девушка, но Паха, не слушая ее, выбежал и поспешил к Исааку.
И вот через минуту, держа за пазухой лошадку, Паха возвращался домой аршинными шагами, потому что нервов у него не хватило бы ехать на медлительном автобусе.
А столкновения как раз в этот день и начались.
Мазакуаль, моя старая свидетельница, уныло бредя по городу, вышла на одно из людских сборищ в тот момент, когда это мирное сборище должно было превратиться в воинственное.
Это были абхазы, пикетировавшие школу, чтобы воспрепятствовать приему документов в ставший филиалом университет. Люди запрудили улицу Чавчавадзе. Тени от деревьев не хватало на всех. Люди изнывали от жары. По обрывкам речей Мазакуаль поняла, что все ждут некоего Лагустановича, который обещал подойти в четыре часа, то есть скоро.
— В четыре приду с указом, запрещающим открытие всяких филиалов, — сказал он, — или же стану рядом со своим народом.
Собачьим нюхом Мазакуаль чувствовала, что тот, кого ждут, не станет рядом со своим народом и ни к чему хорошему это не приведет. Она пустилась наутек от того места. Но не пробежала и двухсот человеческих шагов, как наткнулась в парке Руставели еще на одно сборище, уже людей другой стаи.
И тут как раз держал речь Александр Бобонадзе. Так что ясно было Мазакуаль, что и отсюда надо рвать когти. И она едва успела. Бобонадзе имел речь, а поодаль избивали какого-то снимальщика. И две девицы, которые это увидели, — в визг: «Там абхаза избивают! Где мужчины!» Появления мужчин Мазакуаль не стала ждать. И правильно сделала. Там произошла жестокая драка. Погиб человек. И тут же весть об этом распространилась по всей Абхазии.
Но описывать начало гражданской войны непросто, тем более когда она тебя самого по живому… Можно прослыть необъективным.
Я — и вдруг необъективный, дорогие мои читательницы! Но все же проще обратиться к документу, которым мы располагаем. Это очерк, опубликованный по горячим следам во внеполитическом журнале «Wоrd & Dееd», издаваемом не у нас, а за границей, причем чисто творческой организацией.
«…Поводы для ссор на Кавказе в высшей степени гуманитарные. На Кавказе войны начинают не вожди и не полковники, а историки. И сейчас резня началась из-за университета. Дело в том, что к этому времени вовсю шел процесс разделения гуманитарных организаций и фондов по национальному признаку. Первыми отделились от писательского союза Абхазии грузинские писатели, создав филиал грузинского союза. Его примеру последовали другие творческие союзы. И наконец — университет. Что тут такого, спросит европейский читатель. Дело в том, что в СССР система централизованного финансирования, и Абхазский университет, как и любое учреждение Абхазии, получал дотации на содержание из Тбилиси. Так что создание филиала Тбилисского университета означало фактически превращение Абхазского из государственного в бесхозный. 15 июля собрался абхазский митинг, где было заявлено, что эта акция — последняя в звене разрушения автономии прав Абхазии и если она приведет к кровопролитию, то ответственность ложится на противоположную сторону и т. д. Власти, явившись на митинг, заверили публику, что этого не произойдет. Само решение о создании филиала университета, кстати, было подписано тбилисским чиновником в субботний день. Кровопролитие началось 16 июля, когда, наперекор местным властям, в филиал начался прием документов. Абхазы блокировали школу, арендованную под этот филиал. Увлекшийся политикой актер Бобонадзе собрал митинг через квартал от места, где собралось чуть ли не все абхазское население Сухума. Все условия для столкновения были созданы: оно началось около 16 часов местного времени…»
Прелестна была единственная сестра владетеля Абхазии Ахмуд-бея, и брак с ней крепко привязал к Абхазии Маршана Химкорасу, князя Дальского. Но прелестная Енджи-ханум с первого дня была чрезвычайно расстроена отношениями с супругом и чувствовала, что ни у кого из окружавших не лежала к ней душа.
В сборник рассказов и эссе известного абхазского писателя Даура Зантарии (1953–2001) вошли произведения, опубликованные как в сети, так и в книге «Колхидский странник» (2002). Составление — Абхазская интернет-библиотека: http://apsnyteka.org/.
«Чу-Якуб отличился в бою. Слепцы сложили о нем песню. Старейшины поговаривали о возведении его рода в дворянство. …Но весь народ знал, что его славе завидовали и против него затаили вражду».
Изучая палеолитическую стоянку в горах Абхазии, ученые и местные жители делают неожиданное открытие — помимо древних орудий они обнаруживают настоящих живых неандертальцев (скорее кроманьонцев). Сканировано Абхазской интернет-библиотекой http://apsnyteka.org/.
«Существует предание, что якобы незадолго до Октябрьской революции в Москве, вернее, в ближнем Подмосковье, в селе Измайлове, объявился молоденький юродивый Христа ради, который называл себя Студентом Прохладных Вод».
«Тут-то племяннице Вере и пришла в голову остроумная мысль вполне национального образца, которая не пришла бы ни в какую голову, кроме русской, а именно: решено было, что Ольга просидит какое-то время в платяном шкафу, подаренном ей на двадцатилетие ее сценической деятельности, пока недоразумение не развеется…».
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.