Золотое колесо - [68]

— Пытаетесь увидеть Диоскурию? — раздался вдруг рядом чей-то голос с таким сильным акцентом.

Это был Казимирас из Каунаса. Одет он был просто, даже длинные его волосы были стянуты самой простой бечевой.

Познакомились с прибалтийцем. Разговорились. На вопрос, местный ли он житель, Могель ответил утвердительно: он уже был прописан на улице Джгубурия. Имея тайную мысль, что прибалтиец пригласит его к себе, а Прибалтику увидеть он всегда мечтал, а с Наалой съездить туда вот было бы здорово! — Могель разговорился с ним и даже предложил ему выпить бутылочку сухого вина на террасе «Амра». Но все было закрыто.

А закрыто было потому, что должен был состояться митинг; власти, опасаясь эксцессов, запретили всем злачным заведениям работать, а по телеку крутили американские боевики, чуть ли не «Рембо». Тут еще прибалтиец, словно угадав сверхзадачу Могеля, сразу же предложил ему непременно позвонить, если он случится в Каунасе; а так просто случиться в Каунасе Могель не мог. Адресами все-же обменялись; Могель дал свой сухумский адрес и телефон (разумеется, братнин), а Казимирас — каунасский. Могеля удивило, что у прибалтийца фамилия русская — Лодкин, но он не решился поинтересоваться — почему. От Казимираса Могель узнал, что на митинге будет выступать главный лидер грузинских неформалов. Могель и Казимирас вместе отправились на митинг. Могель бы не пошел, еще в Великом Дубе он на митинги был не ходок, но ему хотелось увидеть и услышать главного неформала, специально прибывшего провести митинг. А Наала, уж точно, разговорилась с подружками и еще не вернулась из библиотеки.

О городских площадях

Когда Мазакуаль нашла Хозяина в обществе иностранца, увешанного съемочной аппаратурой, она подумала было появиться перед их взглядом в сопровождении Вишнупату, чтобы иностранные туристы знали, что здесь тоже носом воду не пьют. В конце концов, для людей это обычная экзотическая птица. На потом решила: не до эффектов. Ей следовало быть неотступно рядом с Хозяином. Вишнупату нужен был ей сейчас не для дешевых эффектов, на которые столь падка человеческая стая, а как друг и советчик. Не хотелось Мазакуаль, чтобы Хозяин вляпался в политику. Ох как не доверяла она неформалам, ах как опасалась, что они втянут его в свои дела! Но пойти ему позволила, понимая, что он не должен совсем отрываться от той породы людей, к которой принадлежит по рождению, что надо и ему их сегодняшнее безумие поддерживать, только в меру.

О, современники мои и сам я, грешный, не избежали мы участи жить в годину перемен, о чем так молил своего Бога когда-то некий восточный мудрец! Итак, все по порядку.

Поскольку они были собака и птица, органы не стали к ним придираться.

Они спокойно пересекли святая святых — площадь Ленина и пошли на знакомый баритон Гостя, главного неформала. Удобно расположились на борту грузовика, чтобы и трибуну было видно, и Хозяин был в поле зрения.

Мазакуаль, между прочим, когда по движениям в городе догадалась, что будет митинг неформалов, по наивности условилась встретиться с Его Божественной Милостью у Народного фронта Абхазии. Хорошо, что она побывала и тут. Она многое поняла. Абхазы клацали зубами, как и предупреждала Старушка. Они голосили, что не позволят поднять знамена эртобы, под которыми когда-то потопили в крови абхазскую коммуну. Хозяина тут она, конечно, не нашла, но уяснила себе вещь самую неприятную: ярость, свойственную людским стаям в последнее время, они уже стали направлять друг против друга, а не против непонятной и далекой руки Кремля. Мазакуаль пожалела, что позволила Хозяину пойти на сборище.

Если даже дело не зайдет слишком далеко, все равно Старушка будет огорчена.

«Я не позволю им осквернить площадь вождя!» — сказал Григорий Лагустанович и на бюро и позже — делегации от народа. Еще с раннего утра всем АТК было дано распоряжение выгнать свою технику. К моменту, когда митинг начал собираться, площадь была оцеплена кольцом из грузовиков. Собравшиеся, а среди них было немало горячих голов, решили опрокинуть пару грузовиков и вырваться на площадь. «У-ба-ни! Убани!»[48] — скандировала толпа.

Митинг сгрудился под тесным кольцом грузовиков, загородивших выход к площади Ленина. Люди стояли прямо на проезжей части улицы, а трибуной для ораторов послужила крыша сапожной мастерской. Это была немалая победа эртобы, если старый Климентий позволил попирать ногами свое рабочее место. Но иначе и быть не могло: сама профессор Имярекидзе присутствовала и сам Гость, главный неформал, вел митинг.

И вот появились на крыше сапожной будки профессор Имярекидзе, Гость и местные неформалы. Гость урезонил людей, и решено было начать работу прямо тут, на улице Кирова.

Самое замечательное, что увидел тут Кесоу, — это павлин. «Неужели неформалы это предусмотрели?» — удивился он. Павлин стоял на крыше грузовика оцепления. Как только оратор переходил на фальцет, павлин распускал свой пышный хвост. А когда оратор спускался к доверительному шепоту, птица тут же складывала хвост, как складывают веер. Это зрелище, а в особенности то, что все остальные относились к нему как к чему-то привычному и заурядному, поразило Кесоу. Он уже не сомневался, что у него измены от анаши, которую дал ему утром Ника Хатт.