Золотое колесо - [66]

А Вишнупату как раз там и должен был встретиться с другом.

Перед особняком, где располагался абхазский Народный фронт, уже собралось немало людей. Вишнупату устроился на слоновой пальме перед особняком, с вялым любопытством наблюдая за кипением страстей. Кесоу тоже смотрел с вялым любопытством. Толпа гудела и требовала Григория Лагустановича. Чувствовалось, что это был вельможа, которому доверяли. Имярекба по общему поручению вступил с ним в телефонные переговоры. Лагустанович пригласил народ к себе. Тут же выделились слуги народа, готовые пойти к правительству. Это были представители интеллигенции, всегда и во все времена осуществляющие живую связь между народом и властями. Желающих пойти к властям и рассказать им о проблемах народа оказалось много, и Имярекба разделил интеллитенцию надвое: одну часть отправил к властям, оставшуюся подрядил сочинять резолюцию.

Письмо было готово и зачитано довольно скоро. Кремлю только надо было протянуть свою длинную руку, столь нелюбимую неформалами, и взять его. Имярекба сделал в ней лишь несколько стилистических правок, таких как «четырехступенчатая иерархия народов», «под знаменами антинародной и бесчеловечной политики меньшевиков», «поднаторевшие на антисоветизме» и, наконец, «соблазненные лживыми идеалами». Тем временем вернулась делегация от Григория Лагустановича.

Собравшиеся сгруппировались под слоновой пальмой у входа в особняк, чтобы услышать их. Депутация, однако, отказалась выступать на улице.

«Не митинговать же нам на солнцепеке, словно мы — неформалы», — сказали они. Вообще, как заметил Вишнупату, абхазские революционеры себя неформалами не считали. Они не признавали и идею эртобы, хотя название их организации означало на абхазском то же самое: единение.

Предложено было подняться на второй этаж, в актовый зал. Кесоу пошел со всеми. Там, в зале, была привычная, ставшая родной обстановка: партер на сто мест для народа, — на возвышении — стол президиума и трибуна с гербом, а на заднике — портрет Ленина. Устроившись за столом президиума, гонцы долго спорили, кому выступить за всех, поручали друг другу эту почетную обязанность и наконец, принеся взаимную вежливость в жертву нетерпеливости народа, остановили свой выбор на почтенном писателе. Писатель в подробностях рассказал, как замечательно приняты были слуги народа народной властью, причем оговорился и сказал «слуги от народа»; все отметил, вплоть до учтивости секретарши Григория Лагустановича; поведал, как выслушаны были посланники; вкратце пересказал смысл выступления каждого из делегации, а выступили там они все. В зале была очень жарко. Люди обмахивались газетами Народного фронта, но никто не выказывал нетерпения. Наконец, касательно конкретных дел, писатель сообщил, что Григорий Лагустанович твердо обещал принять все необходимые меры, вплоть до подробного доклада в Кремль о всех творимых в Абхазской АССР безобразиях и в свою очередь предложил народу сочинить письмо в Кремль, на что толпа восторженно заголосила, что готово, что готово уже письмо! Хорошо говорил писатель, а Кесоу сначала это не нравилось. Но ему пришлось в очередной раз убедиться в своем излишнем скептицизме. Он увидел нечто, что в другое время могло быть свидетельством того, что у него поехала крыша. Но нынче на дворе — время мистическое, полное знамений.

Вокруг головы оратора вдруг вырос огромный нимб, подобный вееру павлиньего хвоста. Писатель заговорил еще более вдохновенно. Нимб вокруг его седой головы переливался тысячей неземных цветов. Кесоу решил, конечно, что это действие анаши. Он решил ретироваться. «Отправлюсь-ка на грузинский митинг, послушаю, что там говорят», — подумал он.

Опять же, подумал об этом про себя. Не произнес ни слова. Но зал сегодня был объединен единым порывом. Общение происходило на телепатическом уровне. Поэтому многие повернулись к нему и стали увещевать:

— Не надо ходить на митинг! Мы должны опасаться провокаций! Мы должны проявлять терпение и выдержку!

«Нет мира под инжирами!»[46], — подумал Кесоу, еще раз кинув взгляд на странный нимб вокруг головы писателя.

Как всегда бывало на всех абхазских собраниях, не обошлось и без провокации. Как гласит народное выражение, «не плавает корабль без арапа».

В зале был грузинский неформал. Он сам себя обнаружил, когда все и так было ясно: письмо написано, насчет провокаций люди предупреждены, и Имярекба лишь формально сказал: «Есть еще вопросы?»

— Есть! — сказал непрошеный гость.

Задавая вопрос, он пустил в ход известный прием неформалов: первый вопрос был почтительный и скромный — экологический, а второй, что каверзный, был припрятан за пазухой этого первого, откуда торчал лишь его хвост, как хвост украденного петуха в грузинской сказке.

Сначала вышел скромный экологический:

— Есть ли у вашей организации план борьбы с варварским обычаем бритья в парикмахерских, чреватый заражением нашего древнего народа СПИДом? — а затем, с зачином «и второй вопрос», появился хвост петуха:

— Предполагает ли ваша организация перспективу отделения республики?

— Провокация! Надо терпеть! — зашептал зал.

Но Имярекба легким движением успокоил горячие головы и ответил неформалу: