Она, пошатываясь, забралась на крылечко амбара и легла на спину — нежной кожей на сваленные там ржавые инструменты. Золотые волны ее волос, свешиваясь с крылечка, спадали вниз, по волосам текли обильные слезы, скатываясь в пыль, по которой волочились, тронутые ветром, концы ее расплетенных кос. Она лежала неподвижно и смотрела в чуждое светлое небо, и лишь пальцы ее вывернутых ног понуро свешивались вниз.
Последний Хатт в честь праздника зашел в ресторан и потому задерживался. Вернулась с прополки табака его жена.
Она подошла к гостье, лежавшей ничком на крылечке амбара, — и вдруг бессознательно проделала то, что требовала память крови: осторожно приподняв золотую косу, положила ее рядом с русалкой. На сей раз русалка не притворилась спящей. Она присела, свесив уродливые ножки. Хозяйка стояла на третьей ступеньке приставной лесенки. Краем грязного передника она утерла слезы на белых щеках Владычицы Рек и Вод.
Она не говорила ничего, боясь, как бы Адзызлан, истосковавшаяся по применению своих чар, не ввергла ее в немоту…
Перевод с абхазского Андрея БИТОВА и автора