Раньше я и не знал, что страх можно почувствовать на ощупь.
Теперь я в этом убедился. Я сжимал страх между дрожащих пальцев — узкую полоску металла. На ощупь страх был холодным.
Я поднес ладонь к лицу, чтобы получше разглядеть тонкий порез на подушечке указательного пальца. Страх был острым на ощупь.
Кран был повернут до упора. Вода била из него тугой струей, разбиваясь о раковину. За ее шумом я не сразу услышал телефонный звонок.
Я сидел на краю ванной, тупо пялясь на сжатое в побелевших пальцах лезвие бритвы.
Телефонный звонок отвлек меня. Пронзил виски навязчивой трелью, разбудил.
Страх пропал. Потускнел, растворился.
Я почувствовал, что сижу тут совершенно голый, что я замерз.
На кухне было распахнуто окно и холодный октябрьский ветер, играя занавесками, через открытые двери залетал сюда, в ванную. Моя кожа посинела от холода, покрылась мелкими пупырышками.
Я, видимо, очень долго сидел здесь, рассматривая бритву.
Оторвав зад от края ванной, я закрутил кран. Бросив взгляд в зеркало, автоматическим жестом пригладил мокрые волосы.
Только после этого я вышел из ванной комнаты. Не спеша шлепая босыми ступнями по холодному линолеуму, пошел в гостиную, где на старом продавленном диване болотного цвета валялась телефонная трубка. Она продолжала назойливо пиликать.
Тот, кто звонил мне, несомненно, был очень терпеливым человеком.
— Да? — спросил я у телефонной трубки.
— Живой?
Я промолчал.
— Хорошо, что живой. И даже разговаривать можешь. Очень хорошо, Алексей.
Человек, звонивший мне, наверное, когда-то брал уроки актерской речи. Такой хорошо поставленный, гладкий голос у него был. Как у телевизионного диктора или респектабельного политика.
— Я же просил вас не звонить мне больше.
— Да-да, я помню. Но, к сожалению — приходится. Нам надо встретится. Через два часа. На том же месте, где и в прошлый раз.
— Вы что, не понимаете? Я же сказал — не звоните мне больше! Забудьте мой номер телефона, все. Считайте, что мы не знакомы.
Я уже собирался щелкнуть красной кнопкой, отключаясь, но мой собеседник процедил лишь одно слово:
— Максим.
— Что вы сказали?
— Я сказал — Максим.
Я медленно опустился на диван. Старенькие пружины досадливо скрипнули.
— Что с ним?
— Не по телефону. Через два часа на старом месте.
Мой собеседник отключился.
Он, несомненно, не был любителем долгих телефонных разговоров.
Я посидел на диване еще несколько минут. Склонив голову, глядел на мокрые следы, оставшиеся на полу. Я решил подождать, пока они высохнут.
Мне было очень холодно.
Ветер настойчиво рвался в квартиру. Продолжал шелестеть занавесками на кухне.
Огненно-рыжий кленовый лист кружился в потоке холодного ветра, плавно опускаясь вниз. Лист покачивал резными краями, похожими на крылья бабочки. Вращался, изгибался, танцевал в невидимых вихрях. То терял высоту, то снова набирал. Танцуя с ветром, кружил и кружил, приближаясь к земле. Новый свежий порыв подхватил его, прекращая танец. Он опустился на спинку длинной обшарпанной скамейки, тщательно изрезанной матюгами и обильно помеченной птицами.
Лист замер на ней, закончив полет.
— Алексей, ты меня слушаешь?
— Да-да, слушаю.
Я оторвал взгляд от спинки скамьи, засыпанной палой листвой.
На ней мы сидели, двое собеседников, я и он. Старые приятели.
— Когда его видели в последний раз? — спросил я.
Мой собеседник помедлил. Он вообще не любил спешить.
Изящный старик, он был похож на пожилого состоявшегося деятеля культуры. К примеру, режиссера какого-нибудь небольшого столичного театра.
Не сводя с меня пронзительных синих глаз, которые так и просились на очередную картину Глазунова, он перекинул ногу на ногу.
Помолчал, раздумывая. Наконец сказал:
— Все это началось неделю назад. Он должен был выполнить совершенно пустячное поручение. Я отправил ему на встречу своего человека, но Максим не явился. Мы попытались связаться с ним, он не ответил, — старик выдержал паузу. — Сначала я не хотел привлекать тебя. Ты же ни на что не годен. Но у нас, к сожалению, ничего не получилось.
Он был прав.
Я ни на что не годен. Я для него — отработанный материал.
Это я, а не он, был стариком. Искалеченный изнутри дряхлый двадцатипятилетний старик.
Но если ничего не получилось даже у них? Я-то здесь причем?
Очередной порыв ветра засыпал красно-желтым крышу стоящего за ажурной оградой парка черного автомобиля.
Представительская иномарка, вроде и не слишком вызывающая, но далеко не ширпотреб. В этом городе иметь такую могут позволить себе немногие. У старика безупречный вкус.
— Чего вы от меня хотите? — спросил я.
Я чувствовал себя уставшим, разбитым, больным. В последнее время я редко выбирался за пределы квартиры. Разве что за очередной партией вина в магазин через улицу.
Мне было неуютно здесь и сейчас, под его холодным взглядом. Хотелось убраться подальше.
Он вытащил из внутреннего кармана пальто и протянул мне объемистый бумажный конверт.
— Тут документы, деньги и кое-какие оплаченные квитанции. Прямо сейчас, не заходя домой, ты отправишься по адресу, указанному вот здесь, — поверх конверта лег небольшой листок бумаги, исписанный мелким почерком. — Да, чуть не забыл, — из кармана появились ключи с брелком. — Ребята уже подогнали туда твою новую машину.
