Я внимательно смотрел на свою тень. Дверь на веранду была распахнута, там ярко горела лампа. А я сидел на ступеньках веранды и тень свою на гравии дорожки видел прекрасно.
Сидел и слушал этого странного парня, он представился, кажется, как Никита. Может, неправильно его понял. Я был в изрядном подпитии.
Прошло что-то около минуты, прежде чем стало понятно, что он закончил свой пространный монолог и ждет теперь моей реакции.
— То есть, ты типа вампир, да? — спросил я его.
Парень вдруг зашелся громким смехом. Согнулся, хлопнул меня по колену, чуть свое пиво не расплескал.
Я посмотрел, как он хохочет, чуть не хрюкает, и мне самому вдруг стало смешно. Хотя настроение у меня весь вечер было просто паршивое.
Мы с ним сидели на крыльце и ржали на два голоса, как идиоты, а из окон дачного дома ревела музыка, и там тоже кто-то смеялся, с блеющими интонациями и похрюкиванием, и совсем по другому поводу. Мы даже здесь, внизу, чувствовали, как оттуда тянет сладковатым дымком. Расслабляются ребята, значит.
Наконец мы успокоились, и Никита сказал, отпив из бутылки:
— Ну, типа того.
На этот раз смеяться мне не захотелось.
— Да брось, — сказал я ему. — Чего ты мне лепишь?
Окно на втором этаже захлопнули, и музыка доносилась теперь приглушенно, еле слышно. Только стекла в окнах подрагивали от вибрации колонок.
Был очень теплый вечер начала лета. На краю сада, в зарослях, трещали цикады. Луна внимательно глядела на нас с темного неба, как глаз невидимого зверя.
Никита пялился на меня. Лунные блики высвечивали его скуластое лицо, волевой подбородок. Странный он был парень. Уж не знаю, как он затесался в нашу компанию. Впрочем, я тут половину присутствующих первый раз в жизни видел.
Я сделал длинный глоток из бутылки. Поморщился. Когда собирались сюда, пива купили самого дешевого, зато уж сразу пять ящиков. Вполне возможно, что скоро придется снова ехать в магазинчик при бензоколонке.
Но это уж пусть без меня. У меня и машины-то нет.
— Ну, ты чего замолчал-то? — спросил меня Никита. — Не веришь?
— Я всю эту лабуду и фантастику не люблю, не читаю, — сказал я ему. — Кинга вашего, Гарри Поттера, Дозоры и прочее. Мне больше Генри Миллер нравится. И Буковски.
— Ух, — сказал Никита. — Начитанный.
— Да, — сказал я, делая еще один длинный глоток. — Поэтому не грузи меня. Давай лучше водки дернем?
Он, кажется, поморщился. На его лицо падала тень, и мне сложно было разобрать, какая там у него мимика.
Дверь на веранду хлопнула, закрылась, оставив нас в ночной темноте. Мимо нас, стуча подошвами по доскам, без особой деликатности протиснулся какой-то тип в белой футболке и джинсах до колена.
Вихляющей пьяной походкой тип подошел к забору прямо напротив крыльца, пристроился там, вжикнул молнией.
— Эй, парняга? — сказал ему в спину Никита.
Тип поглядел на нас через плечо.
— Чо? — спросил он.
— Туалет вон там, — Никита показал рукой на деревянную будку шагах в пятнадцати.
— Пох… — парняга махнул на него рукой и отвернулся.
Тут это и произошло.
То есть, сейчас даже удивительно, с чего все тогда началось. С какой глупости.
Никита сделал такое движение рукой, что я мельком подумал, будто он бросает в этого типа в белой футболке крышку от пивной бутылки. Именно так я и подумал, и еще успел подивиться этому жесту.
И вот он сделал это странное бросающее движение в сторону незнакомого парня.
А тот тип в белой футболке вдруг взял, и с размаху впечатался головой в забор. Прямо лбом. От души, с треском. Слабо охнул и упал в лопухи.
— Вот так, — сказал Никита, широко улыбаясь. Зубы его блеснули в темноте. — Видал?
Я смотрел на белое пятно футболки в лопухах и не мог поверить своим глазам. Даже зажмурился, потер пальцами веки.
Никита встал с крыльца и сказал мне:
— Пошли.
И я, не задумываясь, подчинился.
С этого все и началось.
Никита шел так уверено, будто это была его собственная дача. Шел так, как если бы в темноте видел, словно кошка. Провел меня через грядки, лязгнул калиткой, повел рукой в приглашающем жесте.
— Давай прогуляемся. Подышим…
У меня словно язык отнялся. Шел за ним, как кролик за удавом.
Когда мы вышли за пределы дачного участка и побрели по дороге между заборов, хрустя щебенкой, ко мне, наконец, вернулся дар речи.
— А… этот? — спросил я, с трудом подбирая слова и указывая в сторону калитки, через которую мы вышли. — В смысле… как с ним быть?
— А никак, — сказал Никита. — Полежит немного и оклемается. Это он с перепою упал. Пусть проспится.
Я прекрасно видел, что упал тот тип не с перепою, поэтому спросил Никиту:
— Зачем ты так с ним? Он же ничего такого не сделал, просто…
— А у меня характер скверный, — перебил он.
Он допил бутылку и выкинул ее в придорожную канаву.
— Я даже к психоаналитику хожу, представляешь? — добавил Никита. — Толку никакого, конечно. Как найдет на меня — все, хоть всех святых выноси.
Я промолчал.
— И потом, надо же было мне тебя убедить… Теперь-то убедил?
Мне стало не по себе. Мне и так было уже нехорошо, потому что я весь вечер форсированно боролся за хорошее настроение, и для этого пришлось довольно много выпить. С настроением ничего не получилось, зато вот с психом этим скорешились. Я даже не помнил, с чего начался наш разговор.
