Терпеливый Арсений - [5]
— Я отца потом уже увидел в парадной зале, на панихиде… — не слышит его Федор Кузьмич. — Раскрашенный, как кукла. Шляпу ему на лицо надвинули, чтобы синяк закрыть. Шея платком замотана. Его шарфом задушили. А мне сказали: удар у него апоплексический… Скончался, мол, от удара… — Федор Кузьмич залился слезами. — Я не хотел принимать корону… Супруга меня уговорила, Елизавета Алексеевна… Надо, сказала, смотреть на свое царствование как на искупление…
Арсений уже и так старика успокаивал и этак — ничего не помогало. Весь день он сидел у Федора Кузьмича, до самого вечера. А на другой день — новое событие, совсем уже чудно́е. Пошел Арсений с Васеной Власьевной за хлебом. Идут они обратно из булочной, а возле подъезда Луиза с третьего этажа, с подружками. Лицо опухшее, накрашенное. Ее в доме все знают: Луиза — гулящая. Каждый вечер нового гостя к себе ведет. А тут она с подругами, пиво из банок пьют. И вдруг Луиза бросает банку в сторону и идет навстречу Арсению.
— Что же ты, дружок? — говорит. — В гостях у меня был, а денег не платишь…
— Ступай отсюда! — начала было Васена Власьевна. — Иди своей дорогой!
А Луиза как на нее накинется:
— А ты за своим лучше гляди! Не отпускай от себя! Чтоб не гулял!
Подруги Луизины хохочут, прямо помирают со смеху. Васена Власьевна на Арсения смотрит, понять ничего не может. А Арсений вдруг и говорит:
— Дай ей денег, моя ласточка. Заплати… Пусть идет себе…
— Как заплати? — так и взвилась Васена Власьевна. — Ты что же, был у нее? Говори, был?
И тут она прямо при всех, на улице — по щеке Арсения. А тот только руками разводит, успокаивает ее:
— Это ничего, ничего…
Вернулись домой, Васена Власьевна Арсения из комнаты гонит:
— Не смей больше ко мне подходить!
Так до самого вечера сидел Арсений на кухне, в окно на улицу глядел. Потом Федор Кузьмич к себе его позвал, устроил на ночь. Пальто старое на полу расстелил, под голову — тряпки какие-то. Арсений только лег, глаза так и стали сами слипаться.
— А ведь я предупреждал его, чем все это кончится, — вдруг говорит Федор Кузьмич.
— Кого? — отозвался сквозь сон Арсений.
— Бонапарта… Предсказывал, что случится… Не поверил он мне тогда, не послушался. Вот и пошел войной…
Утром Васена Власьевна в дверь стучит, Арсения обратно зовет. Пришел Арсений, а в комнате Лукичева Капа.
— Ты уж прости нас, — говорит. — Это все дурак мой. Пошутить вздумал… Выпивши был… Луизку-гулящую подговорил. Напоил ее пивом, она и выступила. Веселились они… Ты уж прости…
— Да что там! — машет рукой Арсений. — И вспоминать нечего!
Лукичева Капа даже прослезилась.
— Вот какой у тебя муж, Васена, — говорит. — Прямо Божий человек…
— Божий-то Божий, — отвечает Васена Власьевна. — Только вот нищий и босой! Дома-то ни копейки! Вон Зинюхины как живут! Вертятся круглый год! То шапки к зиме шьют, то игрушки детские. Перед Пасхой всегда веночки могильные мастерят. А этому все нипочем, всем доволен, и все ему хорошо!
А когда Лукичева Капа ушла, говорит Арсению:
— Я тут белье свое собрала… Все стираное, чистое… Ступай на вещевой рынок, продай что можно… Смотри только — не продешеви! Цену я там тебе написала…
— Белье, так белье, — вздохнул Арсений. Собрала ему Васена Власьевна сумку, набила доверху и отправила из дома. На рынке Арсений нашел место возле забора, разложил товар, стоит, ждет. А вокруг знакомых — полным-полно. Все мимо ходят, только потешаются:
— Ты что это, Арсений? Бельем женским торговать вздумал?
— Что за цены, Арсений? Вон в магазине новое — дешевле. Кто у тебя купит?
— Шел бы ты домой, Арсений! Не позорься! Собирай свои тряпки и ступай!
— Как же можно? — пугается Арсений. — Жена наказала продать!
Потом ребята какие-то стали вокруг бегать, пыль, грязь прямо на белье. Рядом торговец небритый, в телогрейке и с костылями под мышкой.
— А ну прочь отсюда! — погрозил он ребятам костылем. Вся телогрейка его была увешана боевыми орденами и медалями: «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За освобождение Киева».
— Не нужны медальки для коллекции? — обращался он к прохожим. Многие подходили к нему, покупали.
— Друзей моих усопших награды, — говорил небритый. — Продаю для поддержания вдов. Нужда заставляет…
А как все распродал, исчез куда-то. Перед самым закрытием рынка вновь объявился, уже без костылей. Подходит к Арсению, вином от него за версту тянет.
— Все стоишь? — спрашивает. — Так ничего и не продал? — Поглядел по сторонам, потом говорит: — Ладно… Я сегодня бесовское сотворил… Теперь надо богоугодное… Давай свой товар! Все покупаю!
И пачку денег из кармана вытаскивает. Арсений, конечно, ни в какую. Видит, что выпил человек, зачем же пользоваться? А небритый чуть ли не в драку: подавай белье — и все тут!
— Желаю супруге подарок сделать!
Так все и забрал, вместе с сумкой. Дома Васена Власьевна глянула на Арсения, руками всплеснула:
— Потерял! Так я и знала!
А Арсений деньги ей протягивает.
— Продал я, да лучше бы не продавал. Вроде как обманул человека… Он же выпивши был…
Ночью Арсений спал плохо, все видел перед собой небритого в телогрейке, только вместо орденов и медалей весь он увешан бельем женским. А тут еще за стеной, у Федора Кузьмича, шум какой-то — голоса, шаги, стулья двигают: никак не уснуть. Васена Власьевна то и дело колотила в стенку:
«— Вы теперь не лопатники, а бойцы Красной Армии, — сказал полковник. — Красноармейцы. Будете на этом рубеже оборону держать. — А оружие? — спросил кто-то. — Как же без оружия? Никиша все переживал за брата, а Серафим его успокаивал: — Да жив твой Дося. Не суждено ему раньше срока пропасть…».
«По выходным Вера с Викентием ездили на дачу, Тася всегда с ними. Возвращалась с цветами, свежая, веселая, фотографии с собой привозит — Викентий их там фотографировал. На снимках все радостные — Вера, Тася, сам Викентий, все улыбаются. Дорик разглядывал фотографии, только губы поджимал. — Плохо все это кончится, я вам говорю…».
«— Как же ты попала сюда? — спрашивает ее Шишигин. А жена хохочет, остановиться не может: — На то и святки… Самая бесовская потеха… Разве ты не знаешь, что под Рождество Господь всех бесов и чертей выпускает… Это Он на радостях, что у него Сын родился…».
«После выпуска дали Егору приход в самом заброшенном захолустье, где-то под Ефремовом, в глухом поселке. Протоиерей, ректор семинарии, когда провожал его, сказал: — Слабый ты только очень… Как ты там будешь? Дьявол-то силен!».
Les trois mousquetaires. Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...