Стрелка - [4]
— Нет. Не жив. Ты это… держись. И вот еще, бабушке просили не говорить пока.
Черный свитер и впрямь оказался похоронным — совпадений не бывает, внутри меня накануне, видимо, что-то уже порвалось, проводок какой-то. Но ведь никаких томительных предчувствий, никакой беспричинно сосущей тоски — просто навязчивая мысль о никчемной тряпке. Несчастный случай с братом был нелепостью, как случается в строительных войсках — трех солдат погребло под обломками рухнувшего аварийного здания, а как уж они там оказались — бог весть, начальство темнило, явно покрывая чью-то халатность. Первые дни после похорон были не так страшны, как последующие, недоумение вытесняло ужас — но детские кошмары будто бы поджидали подходящего случая возвратиться. Ни венки с черно-красными лентами, ни желтая мокрая глина в яме, ни крохотные снежные наносы на мертвом лице не были так страшны, как мысли о том, как это — под шинелью.
— Пап… — как-то решаюсь я спросить. — Ты медицинское заключение видел? Он как… сразу?
— Десять минут…
И я все пыталась представить, каково ему было — в замкнутой сдавленной темноте, с переломанными ребрами, с разбитым лицом, сразу ли все понял или еще надеялся? Металлический тошнотный вкус во рту, ледяной черный комок в животе — с ним это или со мной?
Пригородный «Икарус» мягко идет по шоссе. Июльские леса и луга обступили дорогу, мелкие дикие цветы заполонили опушки, кто-то веселый выдувает в небо пену кучевых облаков, на горизонте они синеют, роняя еле различимые косые дождички, радуги бледнеют и смазываются, едва проявившись. Днем в автобусе народу мало, в основном тетки образца «между городом и деревней», в бесформенных туфлях, с кошелками, с изуродованными работой руками, но в веселых проблесках люрекса, а то и в золотых сережках с искусственными камушками. Два мужика запойного вида отпускают теткам косноязычные, приправленные перегаром комплименты. Те хохочут, плюют семечками в ладони и обсуждают женитьбу местного вдовца на молодой чеченке. Жена с патриархальным нравом теток вполне устраивает. Мужики хохочут, открывая беззубые рты. Им весело.
Сижу сзади, на самом трясучем месте, и смотрю в окно. Ты со мной не поехал, сославшись на дела, но что возразишь против дел? Через пару дней приедешь — мне нравится, как ты открываешь калитку, а я тут как тут, вроде бы случайно оказываюсь на дорожке и бегу навстречу. Но сейчас мне и одной хорошо, так радуют живописные пригорки подмосковной Швейцарии, свет березовых стволов, небесная феерия и начавшийся отпуск. Лето зеленое и влажно-голубое. Мысли пускаются врассыпную, как козлята по траве, можно чуть подпрыгивать, повторяя рессорный ритм, не думая ни о чем. Нас догоняет дождь и косо штрихует стекла, пейзаж расплывается и бликует. Сады-1, потом Сады-2, потом черные провисшие провода высоковольтной линии — ау, мои детские страхи!
И вдруг ни с того ни с сего начинаю беззвучно плакать. Вода струится из-под прикрытых век, будто во мне бездонные ювенильные запасы, и капает на футболку. Мужеподобная пассажирка искоса посматривает, разрываясь между жалостью и любопытством, пожимает плечами и отворачивается. Застыдившись, загораживаюсь рюкзаком и делаю вид, что дремлю. А вода все льется, не желая кончаться. Похоже, наплачу сейчас море, как Алиса в стране чудес — но из-за чего? Причина внутри, скрученная в горчичное зернышко, — но вот она разворачивается, пускает ростки сначала в грудную клетку — там начинает невыносимо щемить, а потом и в голову. И тут я понимаю.
Я плачу потому, что боюсь — а вдруг мы с тобой после смерти больше никогда не увидимся? А вдруг в том пространстве куда больше измерений, чем в этом, и наше инь-ян разорвется на разбегающиеся половинки, или там вообще нет никаких половинок и никакого разбегания, просто все понятия существуют по отдельности? В дурацком дачном автобусе я плачу о возможной метафизической катастрофе, о космическом одиночестве, о холодной дурной бесконечности. А вдруг теплая земная геометрия идеально прилаженных друг к другу живых тел, единственно созданных друг для друга, там не работает — а работает геометрия отчуждения или взаимоуничтожения, когда одно тело вспарывает другое, как клинок? То, что было защитой, станет опасностью. То, что отзывалось живым на живое, стянется к абсолютному нулю.
Автобус останавливается, из него гуртом вываливаются жизнерадостные тетки, я выхожу последней, отворачивая лицо, а они все текут, текут… Пока иду к даче, высыхают на ветру.
А помнишь историю с маньяком?
Сталинская высотка МГУ по ночам напоминала замок с привидениями. Сложные переплетения этажей, коридоров и лестниц, растушеванные экономным освещением, вдруг выбивались из трехмерности, обнажая пугающие зеркальные пространства и продлевая бесконечные анфилады других измерений. Ветвящаяся система вентиляционных шахт пронизывала этажи, и вовсе не удивляли фантастические рассказы ученых подруг, дежурящих по ночам на предмет отслеживания очередного многочасового эксперимента. Неорганика сплеталась с органикой, как в большом термитнике, биомасса тараканов и мышей, обитающих в пустотах и полостях цитадели, казалось, превышала человеческую. Иной раз за вентиляционной решеткой под потолком появлялось бледное лицо маньяка, речи которого были безумны, а жесты непристойны. Безысходные корчи узника стены вряд ли сулили настоящую опасность, но психику научных дев, несомненно, травмировали.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ирина Васильевна Василькова — поэт, прозаик, учитель литературы. Окончила геологический факультет МГУ, Литературный институт имени Горького и Университет Российской академии образования. В 1971–1990 годах. работала на кафедре геохимии МГУ, с 1990 года работает учителем литературы в школе и руководит детской литературной студией. Публикуется в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Дружба народов».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Василькова Ирина Васильевна — поэт, прозаик, эссеист. Родилась в Подмосковье, окончила геологический ф-т МГУ, Литературный институт им. А.М.Горького и ф-т психологии Университета Российской академии образования. Живет в Москве, преподает в школе, руководит детской литературной студией «19 октября». Автор четырех поэтических книг. Финалист премии им. Юрия Казакова за 2008 год. Публиковалась в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Литературная учеба», «Мир Паустовского» и др. Стихи и проза переведены на болгарский, сербский, немецкий.
Ирина Василькова — поэт, прозаик, эссеист. Автор четырех поэтических и двух прозаических книг. Преподает литературу в московской Пироговской школе.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.