Стрелка - [6]
— Напои нас чаем, — весело просишь ты, — мы замерзли. Это Олечка. Коллега. У нас непредвиденная ситуация. Сейчас объясним.
Ну, мало ли что случается с людьми в дороге. Брюки твои по колено в снегу, ее сапожки мокры насквозь — по сугробам лазили, что ли?
Пока они усаживаются в комнате, завариваю самый лучший чай в самом лучшем чайнике, и чашки достаю парадные — тоненькие, с китайскими пейзажами. Темно-красный бамбук на костяном фарфоре, трофейный сервиз, еще от твоих родителей. Ваши голоса еле через дверь слышно журчат — обсуждают что-то бурно, но тихо.
Несу поднос в комнату, накрываю стол. Так, салфетки, ложки, сахарница. Олечка смотрит изучающе. Смущаюсь даже. Варенья хотите? У меня есть свое, ну да, абрикосовое. Салфетки, ложки, розетки. Ложки, розетки… розетки… извините, что-то у меня с головой… кружится вроде…
— Да вы сядьте, — советует Олечка, — я сама разолью.
У нее совсем детские пальцы с обкусанными ногтями. «Земляничный ройбуш» пахнет летом, только во рту противный металлический вкус, и растет ледяной комок в животе. Хочу улыбнуться и не могу. Олечка допивает чай. Жесткий ветер терзает бамбуковую рощу, нежные губы розовеют на красном ободке. На чашке тончайшая сетка трещин. Трещины растут, рассекают пространство, обои, торшер, кресло, комната разваливается, действительность осыпается ветхой фреской, остаются безликие бетонные стены и серая тоска. Она накрывает мир, в ее серых полях стоит туман ноября и воет невидимый поезд.
— Знаешь, дорогая… — начинаешь осторожно, чужим голосом. — Ты ведь современная личность… В общем, мы с Олей решили пожить вместе. Попробовать, то есть. Ты не волнуйся, может, еще и не получится. Будь молодцом.
Розовое чудо облизывает варенье с ложки и решительно добавляет:
— Жизнь вообще непредсказуема. Да что вы так переживаете?
Комната сморщивается, как мятая простыня, предметы наезжают друг на друга и под бамбуковым ветром начинают вращаться — медленно, потом быстрее и быстрее, ввинчиваясь в черную воронку, шумящий мальстрем, дыру в никуда. Меня затягивает бездна, из которой я однажды уже вернулась. Но теперь все не так инфернально. Мирный звяк ложечки о блюдце возвращает меня обратно.
— Ну, едем домой, Олечка? — спрашиваешь ты.
Кудряшки кивают.
Хлопает дверь.
Утром из зеркала смотрит морда, похожая на предвесеннюю картофелину. Но я еще жива. Горячее махровое полотенце на лицо, крем, макияж, самый строгий пиджак, самая белая блузка. Хожу на работу, читаю лекции студентам, вожусь с курсовиками, дописываю статью для научного сборника. Бумаги, бумаги, потом заседание кафедры, потом научное студенческое общество. Я почти в форме, меня не в чем упрекнуть, кроме тихого алкоголизма по вечерам. Даже не переколотила в бешенстве чашки с бамбуковыми рощами, какая разница. Все равно в доме только серый ветер над серыми полями и далекий вой электрички.
И разве расскажешь кому, как это бывает — хлопает дверь, и обрушивается мрак, и давит, душит. Темнота волочит, крутит, бьет об углы и стены, какие-то массы и формы выжимают тебя из лишенного координат пространства, ищешь укрытия в прогалах, кавернах, в кессонных пузырьках воздуха, а потом наступает утро. Черная дыра выплюнула меня — но другую.
И порочная человеческая привычка — вербализовать картину мира для пущей ее устойчивости — подсовывает готовую формулу.
Репетиция смерти.
Нет, не то.
Локальная метафизическая катастрофа. Изменилась геометрия мира. Прекрасная цельность, божественная округлость инь-ян разорвана надвое, и два головастика, виляя хвостами, разбегаются в разные стороны. Белый с черной точкой внутри — это я. А черная точка в моем белом — это смерть. И если с ней, грозящей извне, я когда-то справилась, то с ней, растущей изнутри, не справлюсь уже никогда.
Стрелка перещелкнулась.
Пока она — просто геометрическая точка, но я чувствую ее каждый миг — стеклянную крошку-убийцу в вене, жемчужину в раковине, сингулярную точку большого взрыва. Нуль-координата будет спать, сколько хочет, но постепенно расправит псевдоподии, выпустит паучьи лапки, брызнет каракатициными чернилами и распустится темным дендритом параллельно кровеносной системе. Теперь все твои уходы или приходы, раскаяния или оправдания не будут значить уже ничего. Инверсия необратима. Ты ни при чем, это же не стрелочник виноват.
Автоматика сработала.
Мне говорят — прекрасно держишься. Советы дают. Думают, это такая перестановка фигурок — типа он ушел к кому-то, она нашла кого-то, и все будут счастливы. Смешные! Это же только внешняя оболочка, а внутри — прорастающий антимир, вражий зародыш в темном пространстве, разрывающий уши лязг и свист, нарастающая мучительная вибрация и стук собственного сердца до боли в ушах, и когда она еще настанет — желанная тишина. Может, такое существо и к студентам подпускать опасно — вдруг антимир заразен, сыплет сквозь меня спорами, заражает вирусами этих розовощеких, с их кудряшками и очками.
Термодинамика необратимых процессов.
Чего уж теперь…
Нет, нет, я еще не все досказала. Правда, не уверена, что тебе об этом стоит знать. Но ведь, если не расскажу, так и будет мучить изнутри?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ирина Васильевна Василькова — поэт, прозаик, учитель литературы. Окончила геологический факультет МГУ, Литературный институт имени Горького и Университет Российской академии образования. В 1971–1990 годах. работала на кафедре геохимии МГУ, с 1990 года работает учителем литературы в школе и руководит детской литературной студией. Публикуется в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Дружба народов».
Критическая статья на книгу Ирины Ермаковой «Седьмая».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Василькова Ирина Васильевна — поэт, прозаик, эссеист. Родилась в Подмосковье, окончила геологический ф-т МГУ, Литературный институт им. А.М.Горького и ф-т психологии Университета Российской академии образования. Живет в Москве, преподает в школе, руководит детской литературной студией «19 октября». Автор четырех поэтических книг. Финалист премии им. Юрия Казакова за 2008 год. Публиковалась в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Литературная учеба», «Мир Паустовского» и др. Стихи и проза переведены на болгарский, сербский, немецкий.
Ирина Василькова — поэт, прозаик, эссеист. Автор четырех поэтических и двух прозаических книг. Преподает литературу в московской Пироговской школе.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.