Голландия, апрель 1921 года
В ясном синем небе плыли элегантные белые облака, наводя тени на поля алых и золотых тюльпанов. Легкий ветерок скользил по цветочным рядам, единственный вмешиваясь в эту безмятежность. Под его бесстрашным напором цветы склоняли головки как горничные перед господином. Вдалеке, на проторенной тропинке, стояла старая мельница – одинокий страж поля. Она высилась над распускающимися бутонами, ее коричневые дощатые стены были крепкими, но потертыми, краска не выдержала испытания временем и облупилась. Выцветшие до бледно-розового красного паруса ловили ветер, и, надрываясь и поскрипывая, тянули ритмичную песню.
Направляясь к мельнице, через поля кивающих тюльпанов, молодая невеста, играючи, убегала от жениха. Сара, которой едва исполнилось двадцать два, была одета для медового месяца. Простое хлопковое платье кремового цвета свободно ниспадало с ее изящных плеч. Она бежала перед мужем, и бежевые сандалии подчеркивали ее стройные лодыжки и длинные ноги, мелькающие в утреннем свете весеннего солнца.
Всего через несколько часов после обмена клятвами, большая часть свадебного наряда невесты была аккуратно упакована в мягкие листы белой папиросной бумаги. Старшие родственницы и незамужние подруги Сары бережно сложили шелковое платье с заниженной талией, достававшее ей до середины голени и атласные туфли с застежкой на щиколотке в сундук из красного дерева, где наряд будет ждать случая порадовать вереницу других невест.
Упаковано было все, кроме одной вещи, от которой она еще не могла отказаться. Не считая золотого обручального кольца на левой руке, единственным, что выдавало в ней невесту, была струящаяся и вальсирующая на ветру старинная кружевная фата: узловатые и огрубевшие руки прабабушки расшили драгоценную ткань гирляндами маргариток и крохотными кремовыми жемчужинами.
Когда она пробегала вдоль разноцветной дорожки, поднялся ветер, вмешиваясь в игру молодоженов. Его внезапный и озорной порыв налетел на Сару, взметнул фату и, словно танцуя, закружил ее в спираль, поднимая к небесам. Йозеф догнал Сару и выпрыгнул перед ней из-за стены цветочных стражей. Он был одет в льняные брюки со стрелками и голубую рубашку, закатанные рукава которой обнажали его длинные мускулистые руки. Он выглядел гибким, но сильным, а копна волос цвета вороного крыла обрамляла лицо с пронзительными голубыми глазами, полными ожидания.
Он схватил девушку за талию и притянул к себе, игриво заложив ее руки за спину, чтобы оказаться как можно ближе. Горячее и прерывистое дыхание Сары обжигало его щеку.
– Наконец-то! – торжествующе сказал он.
Сара хихикнула в ответ и попыталась выскользнуть, когда Йозеф потянулся к фате.
– Я не сдамся, Йозеф! Буду носить ее весь первый год нашего брака!
Глаза Йозефа изумленно округлились.
– Моя матушка придет в ужас: она уже собирается использовать ее для крестильных нарядов наших детей.
– Детей? – переспросила Сара. – Да мы женаты всего четыре часа!
– Что ж, – решительно сказал он. – Нельзя терять ни минуты!
Выпустив руку Сары, он притянул к себе ее лицо, и осыпал поцелуями глаза, губы и шею пока она, хихикая, делала попытки увильнуть от его нежностей.
– Только не моя шея, Йозеф! Ты же знаешь, как я реагирую на это.
Ответив всезнающей улыбкой, он обнял ее, и их губы сошлись в страстном поцелуе. Издалека их позвал чей-то голос.
Сара ухватила Йозефа за воротник и толкнула его в яму, скрытую в тюльпанах, взметнувшаяся длинная фата обвила их обоих.
– Ш-ш-ш, – прошептала Сара. – Если будем сидеть тихо и не показываться, мама нас не найдет.
– Не возражаю, – шепнул Йозеф, стягивая налетевшую на лицо волну ткани. Он переместился, подложив руку под голову Сары, желая защитить ее от жесткой земли.
Они лежали лицом друг к другу, молча ожидая, когда стихнут шаги, их дыхание замедлилось, слилось в единое. Аромат окружающих их тюльпанов опьянял. Сара приподнялась на локте и задумчиво посмотрела на Йозефа.
– Мне понравился подарок твоего отца, – шепнула она.
Йозеф с улыбкой покачал головой.
– Мой отец – романтик и всегда им был. Он безоговорочно верит в силу слов любви, – Йозеф перевернулся на спину и, заложив руки за голову, посмотрел вверх на перистые облака. – Даже не верю, что на нашей свадьбе он читал стихи. Я ведь математик! Зачем мне нужны такие вещи? Он все еще не теряет надежды, что однажды его драгоценные стихи каким-то образом найдут отклик в моем сердце, хотя мне уже двадцать восемь лет.
Сара поджала губы и вздернула подбородок.
– Как ты можешь так говорить? Что значит жизнь без живописи, музыки и поэзии? Они помогают нам понять, как мы чувствуем, любим и живем! – она перевернулась на спину и сосредоточилась на облаке, похожем на скачущего пони.
