Созидая на краю рая - [87]

— Тебя? Я тебя… довожу? — от удивления даже голос сел, я почти хриплю. Он серьёзно? Я виновата перед ним?

— Белла, давай поговорим по-другому!

Словосочетание Эдварда…

Наш вчерашний разговор «по-другому» тут же всплывает у меня в голове.

Где же ты, Эдвард Каллен, когда так мне нужен?

— Я не могу доверить тебе жизнь Тони… — шепчу я, чувствуя что права. По всем причинам и канонам.

— Я его отец! — резко отвечает Джейкоб, но в тёмных глазах рассеянность.

— Ты не отец, ты им никогда не был и не будешь! Ты бросил нас! Ты бросил его! Катись к чёрту со своим профессионализмом…

— Я лучший детский кардиолог Гамбурга!

— А я мать. Тони — мой сын. Ты уже хотел убить его. Кто сказал, что ты снова не попытаешься?

— Ты же знаешь обстоятельства, которые нас связывали тогда… — шепчет он, опустив голову.

— Они не оправдание.

— Почему? — как он может задавать мне подобные вопросы? Будто бы он не знает…

Нет, не хочу ворошить прошлое — в нём слишком много боли.

Злоба просыпается во мне, и ядовитой коброй вылезает наружу:

— Я тебя ненавижу, чёртов хирург! — в сердцах кричу я, и запускаю в него маленькую диванную подушку, лежащую рядом со мной.

Он уворачивается и замолкает. Лишь тёмные индейские глаза бороздят всю мою фигуру — сверху вниз и обратно.

— Я всё понимаю, мисс Мейсен, но вы ведёте себя сейчас неадекватно, — сдержано говорит он.

— Рада слышать, мистер Блэк. Тем более сейчас мне позволено, — храбрюсь, но нутром чую что кульминация действа близко. И либо я выиграю борьбу с подступающими рыданиями, либо нет.

Только вот если я здесь ударюсь в конвульсии, легче никому не станет, поэтому и приходится терпеть.

— Иди к сыну, Белла, — выдыхает Блэк. — Позволь мне успокоиться…

— Я серьёзно, Джейк. Если ты что-то сделаешь не так…

— Всё будет как нужно. Пойми, я профессионал, я не допущу ошибки.

— Твоим словам я больше не верю! — прикусываю губу, и судорожный вздох вырывается из груди. Чёрт, похоже, начало близится…

— Не дай Бог… — гну свою линию, прожигая его убийственным взглядом. — Я сотру тебя в порошок. Мне плевать, кто ты и кем будешь. Мой сын будет жить!

— Будет, Белла. Наш сын будет жить, обещаю.

— Никакого «нашего»! — выкрикиваю я, но он жестом просит меня замолчать.

— Думаю, Энтони уже проснулся. Через два часа мы введём наркоз, поэтому иди сейчас к нему.

— Ладно, — тут уж мне возразить нечего. Я согласно киваю, принимая подобное решение.

Выхожу из комнаты и бреду по коридору. Джейкоб за мной не идёт — правильно делает.

Подхожу к двери с номером палаты моего малыша, пытаясь успокоить дыхание.

Вдох-выдох — я не должна выдавать волнение, иначе он тоже будет волноваться.

Наконец решаюсь войти.

Едва сажусь на край кровати, которую покинула всего двадцать минут назад, как небесные глаза распахиваются, одаривая меня своим прекрасным взглядом.

— Мамочка… — шепчет самый любимый на свете голосок. Я смотрю на него полным обожания, ласки и любви взглядом. Он мой. Моё солнышко. Мой смысл жизни.

— Я здесь, малыш. Всё будет хорошо, — наклоняюсь и целую его в щёку. Он тихо усмехается, ещё не полностью отойдя ото сна.

— Ты пришла, — грустно улыбается он.

— Это было наше последнее расставание, сыночек. Обещаю, — нежно сжимаю крошечную ладошку и пытаюсь вселить в своего малыша уверенность. Уверенность в том, что всё будет хорошо.

— Я просто посплю, да?

— Верно, малыш, — просовываю ладони под его спину и беру на руки. Он доверчиво прижимается к моей груди.

— Мама, я люблю тебя, — тихо говорит он, и моё сердце сжимается от волнения. В который раз прогоняю мрачные мысли, настраиваясь на что-либо позитивное.

— Я тоже люблю тебя, солнышко. Больше всех на свете. У нас с тобой всё будет прекрасно. Мы с тобой будем жить долго и очень счастливо!

— Угу, — бормочет он и крепче прижимается ко мне.

— Давай я почитаю тебе что-нибудь, — достаю из прикроватной тумбочки книгу со сказками и открываю на второй странице, пропуская «Белоснежку и семь гномов», помня предыдущие события.

— «Дамбо», — улыбаюсь я, вспоминая, как мы с Тони смотрели фильм про этого диснеевского слонёнка. Что же, как нельзя лучше подходит.

Через два часа, как и обещал Джейкоб, приходит медсестра. Она держит в руках небольшой шприц с наркозом.

Энтони при виде её начинает мелко дрожать, а я шумно сглатываю и почему-то только сейчас осознаю, что, возможно, эти два часа последние в жизни моего мальчика, последние два часа, что я провела с ним.

Да что же ты, Белла Мейсен!

Мысленно обрушиваю на себя лавину обвинений и отгоняю подальше злостные помыслы. Нет, нет и нет! Всё будет хорошо.

Ну, пожалуйста, Господи!

— Мамочка, — зовёт малыш, отвлекая меня от размышлений.

— Солнце, всего один укол. Самый последний. Ну, давай чуть-чуть потерпим, прошу тебя.

Он качает головой, и слёзы медленно, но верно проступают в его глазах.

— Нет-нет, — быстро говорю я, под осудительным взглядом медсестры. — Энтони, не плачь! Ты ведь не хочешь, чтобы тебе было больно?

— Не хочу…

— Тогда нужно сделать укол! — боже, соглашайся, Тони. Тебе ведь нельзя волноваться, тем более сейчас!

Ну, пожалуйста, не срывай всё, когда мы так близко к цели. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Всё наладится…