Рассказы и эссе - [19]
На амурные истории американского президента, из-за которых так сильно досталось Багдаду, не может ПСЧ (постсоветский человек) реагировать иначе, как восклицанием: «Во, блин, живут, а я тут вкалывай!». А громкие слова о том, что американский народ должен знать, куда идут его деньги и. т. д., действуют на ПСЧ, так много настрадавшегося в последние годы от популистских слов и их произносящих, лишь определенным образом.
В ответ на расследование президентских похождений, стоивших «налогоплательщикам» (кавычки встали тут непроизвольно) энных миллионов долларов, президент-повеса шарахает по Ираку сверхоружием уже миллиардной стоимости, хотя, если бы он мог, удар безусловно был бы нанесен не по радарам Хусейна, а по тому дворцу правосудия, где этот зануда-Кеннет просиживает. И этот поступок, так же, как и тот, что совершён, встретил бы у нас ворчливое понимание.
Тем более, что тут у нас прокурор — отрицательный персонаж блатных песен, способных выудить мужскую скупую слезу у любого ПСЧ, буди он хоть уголовник, хоть академик.
Бывший охранник Клинтона дает, как говорится, полный расклад об адюльтере пятилетней давности своего шефа, своего благодетеля. И народу предлагают возмущаться шалостям Билла, а не предательству сего охранника, который его сдал ради шумихи вокруг своего имени. А Билл, надо полагать, ему верил. А что бы делал этот бравый парень, попади он под пристрастный допрос, который угрожал и угрожает ПСЧ в его повседневной жизни ежедневно и ежечасно, — допрос, кстати, совсем без адвоката. Не говоря уже о том, как к этому должен относиться некий советский служивый, которому приходилось совершать чудеса самоотверженности и храбрости, выполняя приказ и оставаясь анонимным, т. е. заранее осознавая, что ему предстоит унести свою тайну в могилу, скрыв ее даже от жены и детей.
Далее. Еще понятно, когда заставили запеть Монику. В конце концов она — женщина (не при феминистках будет сказано), страдавшая от того, что «в ее жизни было мало перца». А таперича и перцу как в трюмах Магеллана, и баксов хоть отбавляй (хотя она в них и раньше не нуждалась, но в Америке культ self made man), и прославленности на всю Америку и на весь мир (хотя Америка уже есть весь мир для самодостаточного американского народа).
Душу ПСЧ как раз больше возмутят тщеславные политики, вынудившие девушку вытащить на свет Божий сокровенное платье. Она хранила-то платье не для того, чтобы годы спустя протянуть его Кеннету. А копающиеся во все этом во имя того, чтобы укрепить чистоту нравов у правящих верхов и не ведали, что превратят это платье с пятном в поруганную национальную хоругвь.
И совсем иное дело та уже немолодая дама, спустя года по случаю вспомнившая о скабрезном предложении Клинтона и в запоздалом возмущении оценившая в 1,5 миллиона баксов не что иное, как свои честь и достоинство. И тут ПСЧ скажет, будучи воспитан в советской школе, зато на дворянской литературе, что честь и достоинство, коли они есть, то не имеют цены, а ежели, — собьется даже ПСЧ на высокий стиль, — на них есть цена, то это уже не честь и тем более не достоинство.
Претензии к Саддаму Хусейну и наказания, применяемые, в общем-то, к государству, расположенному на другом полушарии, и его народу, так же гипертрофированы, как цена за честь и достоинство фурий, которых натравили на американского президента. Так мыслю я, родившийся и выросший в стране, где люди и не мечтают о такой роскоши, чтобы честь и достоинство защищались судом, но при этом все население от мала до велика осуждает ввод войск не только в Афганистан, но и в Чечню.
Америка, желает она этого, или не желает, предстает перед здравым и изощренным рассудком ПСЧ в качестве чудаковатого, ненашего, но зато безумно богатого выскочки. Конечно же наш народ об Америке ничегошеньки не знает. Даже наши юмористы, глазами которых ПСЧ привык смотреть на мир, возвращаясь из поездок в эту страну, могут рассказать жадно внимающей ей аудитории лишь байки, которые она могла слышать там от своего же брата, чуть раньше него приехавшего в Америку.
Но какой бы другой ни была Америка, наверняка простые люди там больше заботятся о том, кто у них шериф, кто окружной судья и кто пастор в своем Твин-Пиксе, чем кто у них президент в стране. Можно себе такое позволить в благополучной стране. В пятилетку раз население призывают на шумные президентские выборы, убеждая его в том, будто бы оно выбирает славного парня, такого же, как большинство американцев. Но обыватель, составляющий абсолютное большинство и избирателей и налогоплательщиков, как и положено в благополучной стране, не может верить в это искренне. Он знает, что власть имущие не станут жить той же моралью, что и он. Ибо ступени к вершинам власти так круты, что легче взбираться по ним, опершись на посох надежды стать хоть немного выше закона. Все слегка учили историю: много было диковинного в тысячелетней истории, но нигде и никогда не изобретали прозрачных спален для властей.
Как тут не вспомнить Венечку Ерофеева, между Павловым Посадом и Назарьево воскликнувшего об Америке: «Свобода так и остается призраком на этом континенте скорби». Как не скорбеть в душе, если ты должен постоянно улыбаться и восклицать «ОК!», а все фильмы, которые смотришь, кончаются happy end'ом. Вот ПСЧ, например, ни за что не уступит с таким трудом завоёванное им право на грусть. ПСЧ помнит, с каким боем лучшие люди боролись за право на эту самую грусть, как дерзко убивали его любимые литераторы своих героев, рискуя не менее всамделишних убивцев. В СССР даже жанр в кино такой в своё время восторжествовал — грустная комедия. Она порою была не смешна, порою и не комедия вовсе, но грустная была от начала до конца. И ПСЧ не предаст эту свою юношескую любовь.
Прелестна была единственная сестра владетеля Абхазии Ахмуд-бея, и брак с ней крепко привязал к Абхазии Маршана Химкорасу, князя Дальского. Но прелестная Енджи-ханум с первого дня была чрезвычайно расстроена отношениями с супругом и чувствовала, что ни у кого из окружавших не лежала к ней душа.
Даур Зантария в своём главном произведении, историческом романе с элементами магического реализма «Золотое колесо», изображает краткий период новейшей истории Абхазии, предшествующий началу грузино-абхазской войны 1992–1993 годов. Несколько переплетающихся сюжетных линий с участием персонажей различных национальностей — как живущих здесь абхазов, грузин (мингрелов), греков, русских, цыган, так и гостей из Балтии и Западной Европы, — дают в совокупности объективную картину надвигающегося конфликта. По утверждению автора, в романе «абхазы показаны глазами грузин, грузины — глазами абхазов, и те и другие — глазами собаки и даже павлина». Сканировано Абхазской интернет-библиотекой httр://арsnytekа.org/.
«Чу-Якуб отличился в бою. Слепцы сложили о нем песню. Старейшины поговаривали о возведении его рода в дворянство. …Но весь народ знал, что его славе завидовали и против него затаили вражду».
Судьба витязей из рода Хаттов на протяжении столетий истории Абхазии была связана с Владычицей Вод.
Изучая палеолитическую стоянку в горах Абхазии, ученые и местные жители делают неожиданное открытие — помимо древних орудий они обнаруживают настоящих живых неандертальцев (скорее кроманьонцев). Сканировано Абхазской интернет-библиотекой http://apsnyteka.org/.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.