Первое Рождество Натоса и Ксая - [8]

— Я люблю тебя, Эдвард, — присаживаясь и рядом с Алексайо, доверительно говорит Хорошая. Ни на секунду ни отводит от него глаз. Она… спрашивает разрешения. И ей очень, очень хочется, тень чего заметна в серых глазах.

— Спокойной ночи, мама, — выдыхает Ксай, поднимая голову. И подставляет, пусть не слишком решительно, миссис Каллен свою правую щеку.

* * *

Утро праздничного дня, который впервые Эммет и Эдвард проведут в кругу своей новой семьи, начинается со снегопада.

Пушистые маленькие снежинки, кружась в ошеломляющем своей прелестью вальсе, мягко опускаются на землю. Сугробы, было подтаявшие за ночь, вырастают вновь, а солнце, пробивающееся сквозь тучи, отражается от них серебристым пламенем.

Открывая глаза на своей пуховой подушке, под согревающим одеялом из овчинной шерсти, Эдвард не может не улыбнуться.

Солнцу, снегу, что видно через большое панорамное окно, просто хорошему началу дня.

Снизу слышно, как кто-то что-то делает на кухне, а по коридору раздаются негромкие шаги от родительской спальни к ванной.

Ксай поворачивается на спину, мечтательно потягиваясь. Ему спокойно и хорошо. Впервые за столько времени.

Они хотели вернуться к Рождеству. Карлайл и Эсми, буквально вымаливая свободные места на нужный рейс, жаждали поскорее увезти детей в Америку, где их никто не посмеет тронуть, и показать им все прелести настоящего праздника. И пусть братья по крещению являлись христианами другой ветви, это ничуть не помешало им согласиться с родителями отметить католическое Рождество дома.

Эдварда выписали из клиники две недели назад. Со швами и указанием, что принимать, отпустили к Калленам, в их небольшую квартиру у больницы, арендованную на полгода вперед с момента приезда на Родос. Карлайл за это время отлучался лишь дважды по неотложным посольским делам, а Эсми и вовсе не покидала Греции. Не оставляла детей без присмотра.

Так что, по сути, возвращение в США знаменовало собой полное воссоединение семьи. Естественно, этому нельзя было не радоваться…

И Эдвард чувствует, чувствует каждой своей клеткой, насколько счастливо ощущают себя мама и папа здесь, на своей сперва вынужденной, а потом полюбившейся всем сердцем Родине. Сколько у них друзей, какой красивый дом, какие планы… и какая забота, какая доброта по отношению к ним.

Вчерашний день в магазине, с этим шариком, со слезами, молочными коктейлями… Эдвард не жалеет, что заступился за брата, Эммет пока еще слишком мал, чтобы оценивать свои действия трезво, однако ему было стыдно за них обоих перед такими искренними людьми, когда всплыла правда. Они сделали им больно…

Ну да ладно. У Эдварда уже зарождается план, как все исправить, а Сочельник обещает выдаться чудесным. Нужно просто встать с кровати… просто встретить его. И просто им насладиться.

— Доброе утро, Эммет, — покидая свою постель и склоняясь над посапывающим в простыни Натосом, он ласково гладит его плечи, — просыпайся. Мы обещали маме помочь приготовиться к вечеру…

Пятнадцатью минутами позже, уже оба умытые и одетые в свои домашние серые костюмы, мальчики спускаются по деревянной лестнице на звук стука тарелок и где-то далеко играющую праздничную музыку. Большой дом кажется как никогда компактным и родным, а все запахи и звуки его — подкрепляющими атмосферу вещами. Создающими уют.

Вот они, деревянные панели по стенам… вот он, ковер. Вот она, прихожая, за двумя испанскими арками, а вот и кафель кухни… кафель, сменяющийся ковролином. По нему приятно ступать босиком.

Мальчики останавливаются у двери на кухню, заслышав взрослые голоса.

Эдвард, как самый незаметный из-за своей молчаливости, выглядывает за дверной косяк.

Эсми и Карлайл. Она, склонившись над кастрюлей с чем-то липким и сладким, смеется, а он, обняв ее за талию, целует бледную шею. Светло-ореховые локоны завязаны в узел на затылке, с лица убраны даже самые короткие пряди. И потому они на удивление явно гармонируют с белизной, местами подернувшейся серебром, Карлайла.

Родители улыбаются. Они оба, согретые солнцем, в рубашках с закатанными рукавами и босиком, а их разговоры, их взгляды друг на друга наполнены обожанием.

Эдварду вдруг кажется, что они здесь лишние.

Такое… единение. Ему нельзя мешать. Ни в коем случае.

Он подталкивает еще сонного, недоумевающего Эммета назад, к лестнице, однако отец рушит их планы. Выглянув в коридор поверх макушки Эсми, прищуривается.

— Доброе утро, мальчики.

Миссис Каллен, ухмыльнувшись, отстраняется от супруга. Тоже смотрит в коридор.

— Привет, мои зайчики, — она приветственно машет им деревянной лопаткой, которой помешивает содержимое кастрюли, не скрывая радости по поводу того, что их видит, — как спалось?

Эммет, первым сделавший шаг вперед, оказывается подхвачен Карлайлом. Тот удобно усаживает сына на своих руках, как и повелось, целуя его лоб. Мальчик смущенно посмеивается, приникнув к папе всем телом. Ему еще не слишком спокойно, но… куда лучше. Когда Карлайл первый раз взял Эммета на руки, тому казалось, что будет одно из двух: либо «дядя» убьет его, либо сделает так больно, что Эммет умрет сам. От слез.

Но то, с какой лаской в страшные ночи отец утешал ребенка, доказали ему, что от Карлайла исходит защита, а не угроза.