Отечественное порно - [13]
— Привет.
— Только не делай вид, что тебе всё равно.
— Всё равно — что?
— Ты прекрасно знаешь.
— Мне всё равно.
— Ну что ж тогда расскажи мне как ты докатился до такой жизни?
— Я?!
— Ну не я же!
— Послушай, — я глубоко затянулся дымом, — кто из нас снимается в порно?
— В порно снимаюсь я. Только в отличии от тебя, я ничего постыдного в этом не вижу.
— Да-а? Так может порно это хорошо?
— А что плохого?
— Так может пусть и дети его смотрят.
— Ну, детям не обязательно. Хотя вместо всяких там ужастиков, где монстры, кровь, головы отрывают… Или фильмы о маньяках, которые в течении часа пачками насилуют и убивают женщин… Уж лучше пусть смотрят как дядя делает тёте хорошо, чем плохо.
— Наташа, что ты говоришь?
— Не будь ханжой. Все люди занимаются этим. Помнишь, лозунг американских хиппи? «Лучше заниматься сексом, чем воевать».
— Не надо оправдывать своё поведение.
— Кто бы говорил. Я снимаюсь в порно, ты его пишешь. Мы оба продаём свои способности.
Я выбросил окурок за стекло. И тут же закурил вторую.
— Не сравнивай. Мне нужны деньги, а ты в них, как я погляжу, не нуждаешься.
— Значит, ты ещё хуже меня. Твой стимул деньги.
— А твой?
— А мне нравится.
— Ты ненормальная.
— Потому что честная?
— У меня нет настроения спорить. Давай поднимемся ко мне, попьём пивка…
— Ты сможешь быть со мной после того что видел?
— Просто выпьем пивка.
— Спасибо. Мне уже пора. Муж не любит, когда я задерживаюсь.
— Ты замужем?
— Естественно.
— Кто он?
— Ты его должен помнить. Козин Толя.
Конечно же я его помнил…
Не знаю как сейчас, а в Советское время подростков тянуло в «подполье» — на чердаки, в заброшенные погреба, в подвалы, полуподвалы…
Когда нам было лет по четырнадцать-пятнадцать, заняли мы и обжили очередное подвальное помещение жилого дома. Каждый из нас привнёс в интерьер частичку своей формирующейся индивидуальности.
Меломан Андрей Копытин расклеил по стенам плакаты и старые календари с изображением зарубежных и отечественных исполнителей рока.
Здоровяк Брюня повесил боксёрскую грушу.
Серёжа Кравченко по кличке «Седой» сколотил грубоватый стол и пару табуреток.
Аркадий Серман — заучка и эстет — приволок из отцовского гаража гипсовою статую безрукой Венеры. Мы её называли «девушка-сапёр».
Я ничего не принёс, но был идейным вдохновителем всего этого мероприятия. К тому же по моей наводке, мы все скопом, под покровом вечерней темноты, притарабанили из мусорки в подвал большой продавленный диван без ножек.
Предполагалось, что в подвал мы будем водить девчонок.
Девчонок у нас и близко не наблюдалось, во всяком случае таких, что согласились бы к нам приходить, но мы были полны надежд и желания, и дивану заочно отводилось почётная роль сексодрома.
Правда, скоро выяснилось, что в нём обитают доисторические насекомые, попросту клопы, но это были мелкие неудобства, с которыми нам приходилось мириться.
Каждый день мы спускались в подвал, сидели там весь вечер, глотали пыль напополам с табачным дымом, резались в карты, травили анекдоты, обменивались последними новостями…
Однажды к нам заявился Анатолий Козин, которого все, естественно, за глаза называли «Козёл».
Козин был на пару лет нас старше, с детства любил и умел зарабатывать деньги, вечно он что-то покупал-продовал, и даже успел целый год просидеть в колонии для несовершеннолетних.
Он не пользовался среди нас безоговорочным авторитетом, как например Витька Шмель, сидевший за то, что избил подвыпившего участкового, но некоторую долю уважения он всё-таки заслуживал.
— Пацаны, — сказал он, — есть деловое предложение!
— Противозаконное? — спросил Седой, названный так за то, что был стопроцентным блондином.
— Прибыльное, — уклончиво ответил Козёл.
— Значит, да, — подытожил Седой.
Я миролюбиво предложил:
— Рассказывай.
Он снял кепку, опустил её на голову Венеры. Провёл пальцем по её груди, глянул на палец, словно проверял наличие пыли.
— У всех у нас есть дома трёхлитровые банки. Если каждый из нас принесёт хотя бы по пять штук — уже хорошо. Для начала. В дальнейшем я найду, откуда их ещё можно брать.
— Мы будем сдавать банки?
Козин скривился:
— Брюня, это что — такой спортивный юмор? Из рубрики «Боксёры шутят»? — он выразительно помолчал и продолжил. — Прошу не перебивать, пока я не закончил. У меня есть крышки и такая штука для закручивания банок. У двоюродного дяди есть цветной ксерокс, на котором можно распечатать нужные нам этикетки. Остаётся лишь достать жидкость, каковой мы должны будем наполнить банки…
Козин сделал паузу. Было видно, что он готовится сказать нечто ошеломляющее, но паузой воспользовался Аркадий, у которого никогда ничего не пропадало даром.
— Мы можем наполнять их тока мочой, — съехидничал он.
— Я всегда говорил, — серьёзным тоном произнёс Козин, — что евреи мудрый народ.
Молчание стало общим. Первым признался Копытин. Коротко так:
— Не понял.
Козин сказал:
— Соображайте! Чистая моча визуально похожа на сок, особенно, на яблочно-виноградный. Сок этот в магазинах стоит рубль девяносто пять. Продавать будем по полтора рубля. У нас эту мочу с руками оторвут.
— Не такая уж она у нас золотая, — пошутил я.
— Мы говорим о цвете или о свойствах? — усмехнулся Аркадий.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.