Отечественное порно - [12]
— Чувак, профессия грузчика от меня никуда не денется.
— Тоже верно.
— А знаешь, что ответил Иисус, когда его спросили…
— Славик! Славик!
— Что?
— Давай только без этого?
— Я хотел объяснить…
— Не надо. Мне без этого — тошно.
— Как скажешь, чувак, как скажешь.
— Пойду куплю сигарет.
…Я вернулся минут через сорок, когда съёмка была в самом разгаре.
Снимали эпизод с дьяком. С чёртом эпизод, видимо, уже отсняли: Чернокожий мужчина с маленькими рожками, выступающими из его курчавой причёски, в глубокой задумчивости бродил по павильону и довольно неэстетично почёсывал себя в районе паха.
На освещённой площадке, в построенном интерьере украинской хаты, стоял роскошный, с резной спинкой, диван (явно не той эпохи), на котором возлежала нагая Солоха. По ней елозил (елозил — самое точное слово) в расхристанной сутане, дьяк, маленький, сухонький, лет пятидесяти.
— А что это у вас, дражайшая Солоха? — тонким голосом спрашивал он.
— Как что? Сосок.
— Сосок! — восхищённо восклицал дьяк и впивался в него губами.
— Наташа, смотри в камеру! — попросил Пербудько.
— А что это у вас, несравненная Солоха?
— Как что? Пупок.
— Пупок…
И дьяк впился в пупок губами…
— Смотри в камеру! — требовал Сергей. — В камеру!
Но взгляд Наташи был устремлён на меня.
Ей в лицо светили приборы, но она видела меня. Я чувствовал это. И сам никак не мог отвести глаз от того, что происходило на площадке, хотя было больно… Да, было больно… А ведь не должно было… Ведь всё давно перегорело…
Я не мог на это смотреть. Я должен был уйти. Мне не оставалось ничего другого. В общем… Я развернулся и ушёл… в себя.
Перед тем как заниматься со мной сексом, Наташа вдруг стала требовать от меня, чтобы я снимал свой крестик. А ведь это процедура — найти на шее замочек от цепочки, нащупать собачку, а снятую цепочку отнести к столу — эта процедура немного охлаждала пыл… К тому же меня интересовало — с чего вдруг… Если набожная, то почему это проявилось только теперь… Выяснилось, что дело вовсе не в вере. Просто крестик ударял её по лицу, а звон самой цепочки мешал ей сосредоточиться…
Наши отношения начали портиться во время её беременности. Я не говорю о множествах капризах, не говорю о резких и неожиданных сменах настроения, о перемене вкуса… Всё это понятно. Бесило другое.
Во-первых, было поставлено условие, чтоб друзья перестали посещать нашу квартиру. Ну это ладно! Они не могли больше собираться у меня, но проблема в том, что теперь и я не мог уходить к ним. Нет, она не запрещала, она бы не посмела… Но когда я собирался на улицу, она смотрела на меня таким взглядом, словно я уходил как минимум к другой женщине. А когда я возвращался, она плакала, рассказывала как ей было плохо и страшно без меня, и вынуждала давать обещания, что теперь я никогда ни на минуту не оставлю её одной.
А на завтра она затевала уборку, и я ей всё время мешал. Я, как она выражалась, путался у неё под ногами. Я прятался в ванной, но ей было надо срочно помыть руки. Я уходил на кухню — она появлялась там через несколько минут: пора было готовить ужин; я отправлялся на балкон — совсем скоро ей было нужно развесить там стиранное бельё: я ей снова мешал.
— Хоть бы ты убрался куда-нибудь! — раздражённо восклицала она.
— Может я схожу к Шурке, — предлагал я.
— Да иди куда хочешь, только оставь меня в покое.
Ну что тут скажешь?
Я начинал собираться, и всё повторялось по кругу: она глядела на меня как на предателя, плакала, обвиняла в том, что я, мол, только и жду, чтоб побыстрей слинять из дому.
В то время я уже пробовал писать. Так вот всякий раз лишь только я усаживался за стол и брал в руки авторучку — для меня сразу находилось какое-то срочное дело.
— Лёня, вынеси, пожалуйста, мусор.
Я закрывал тетрадь, откладывал ручку, и шёл выносить мусор.
Ничего страшного. Минутное дело…
Вернувшись, я присаживался к столу, раскрывал тетрадь, брал ручку…
— Лёнечка, ты не мог бы сходить купить подсолнечное масло.
Лёнечка мог. Лёнечка закрывал тетрадь, отбрасывал ручку…
Потом требовалось вытрусить ковёр, передвинуть диван к окну, вкрутить в коридоре лампочку…
И так изо дня в день…
Я уже всерьёз планировал побег… Я был готов бежать из собственной квартиры…
Потом родилась Рая. Но наши отношения уже превратились в ад. Они мучили нас обоих. Ребёнок не мог спасти разваливающийся брак.
К пяти часам я уже был сыт по горло всеми этими съемками. Все эти члены, задницы, сиськи — уже не было сил на это всё смотреть. Не прощаясь ни с кем, я уехал.
Перекусил в какой-то тошнотворной забегаловке, затем купил пива и приехал домой.
Я включил немой телек, уселся в кресло, тянул пивко, курил…
На третьей бутылке, где-то около восьми, зазвонил телефон.
— Да?
— Спустись, пожалуйста, хочу с тобой поговорить.
— Где ты?
— Я в машине, у подъезда.
— Так может поднимешься?
— Не хочу. Лучше посидим в машине.
На улице похолодало. Но в автомобиле было тепло. Звучала музыка. Что-то испанское: кастаньеты, гитара…
— У тебя курить тут можно?
— Травись на здоровье.
Я закурил. Она чуть-чуть опустила с моей стороны стекло. Дым от сигареты мягко потянулся в образовавшуюся щель.
— Ну здравствуй, Лёня.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.