Осколки - [21]

Шрифт
Интервал

. И буду пытаться дальше, даже если это нас обоих сведет в могилу.

ГЕЛЬБУРГ: Я благодарен вам за это. Серьезно. Вы — хороший человек.

ХЬЮМАН: Хорошо, буду знать. Сестра должна прийти около шести.

ГЕЛЬБУРГ: Не знаю, нужна ли она мне вообще: боли-то почти совсем прошли.

ХЬЮМАН: Надо, чтобы она осталась здесь на ночь.

ГЕЛЬБУРГ: Мне хотелось бы рассказать вам кое-что: когда у меня был этот приступ, тогда в моей голове что-то словно взорвалось — сияние света. Может, это звучит странно, но появилось ощущение счастья. Удивительно, да? Как будто я вдруг смогу ей сказать то, что все, наконец, изменится, и станет, как прежде. Мне надо было сказать ей это немедленно… а теперь я не знаю, о чем. (Испуганно, загнанно, почти плача). Боже мой, я всегда думал, что у меня еще достаточно времени, чтобы понять, кто я есть!

ХЬЮМАН: Вы можете прожить еще очень долго — этого же никто не может предсказать.

ГЕЛЬБУРГ: Невероятно! Впервые с тех пор, как мне исполнилось двадцать, я без места. Просто не могу поверить.

ХЬЮМАН: Вы уверены? Может, вы сможете это как-то уладить со своим шефом, когда подниметесь?

ГЕЛЬБУРГ: Как я могу вернуться туда? Он обошелся со мной, как с идиотом. Должен вам сказать: я всегда старался не думать об этом, но когда он плавал там по морю на своем паруснике, я продавал для него с аукциона пол-Бруклина. Вот так вот. Если возникала какая-нибудь черная работа, — позовите Гельбурга, еврея пошлите. Прикрыть дело, выбросить кого-нибудь из дома. А теперь он упрекает меня…

ХЬЮМАН: Но в этом ведь нет для вас ничего нового. Такова система, не правда ли?

ГЕЛЬБУРГ: Но упрекать меня в том, что я надул фирму! Это, действительно, несправедливо… это ранило меня прямо в сердце. Просто для меня «Бруклин Гаранти» — это… Господи! Она была для меня как… как…

ХЬЮМАН: Вы слишком волнуетесь, Филипп… Успокойтесь. (Меняет тему). Я слышал, ваш сын возвращается с Филиппин.

ГЕЛЬБУРГ: (на мгновение задерживая дыхание). Она показала вам его телеграмму? Он постарается быть здесь в понедельник. (Испуганная улыбка, испуганный взгляд). Или я не дотяну до понедельника?

ХЬЮМАН: Сейчас вам надо думать только о приятном. Серьезно. Ваш организм нуждается в покое.

ГЕЛЬБУРГ: А кто там разговаривает?

ХЬЮМАН: (кивает назад). Я попросил Маргарет побыть какое-то время с вашей женой. Они в комнате вашего сына.

ГЕЛЬБУРГ: Вы всегда так заботливы?

ХЬЮМАН: Я очень расположен к Сильвии.

ГЕЛЬБУРГ: (легкая усмешка). Знаю… и не я тому причиной

ХЬЮМАН: Не думаю, что вы хуже того, каким кажетесь. А теперь мне пора к больным.

ГЕЛЬБУРГ: Я был бы вам весьма признателен, если бы вы уделили мне еще пару минут. (Почти затаив дыхание). Скажите, то, отчего у нее такой страх, это я? Да?

ХЬЮМАН: Ну, и это тоже.

ГЕЛЬБУРГ: (в шоке). Это я или нет?

ХЬЮМАН: Я думаю… отчасти, да.

Гельбург прижимает пальцы к глазам, чтобы вернуть равновесие.


ГЕЛЬБУРГ: И как только она может меня бояться! Я же молюсь на нее! (Вновь овладевает собой). Почему все как-то пошло не туда… В этой постели я зачал моего сына, а теперь умираю в ней… (Обрывает, подавляя крик). Путаются мысли… То, что произошло много лет назад, возвращается, словно это было на прошлой неделе. Как тот день, когда мы купили эту кровать. У «Абрахам & Штраус». Был прекрасный солнечный день. Я взял отгул. Боже мой! Это было почти двадцать пять лет назад! Потом мы ели мороженое у Шраффта. Естественно, евреев они не обслуживали, но больно уж у него хорошее шоколадное мороженое. Потом отправились на толкучку на Орхерд-стрит. Там мы купили простыни и одеяла. Улица была запружена тачками и длиннобородыми людьми, словно сто лет назад. Странно, тогда, в тот день, я был так счастлив, чувствовал себя как дома там, на этой улице, полной евреев — один Моисей на другом. И все оборачивались и смотрели ей вслед — эти кобели. Она сразила всех наповал. Иногда, когда мы шли по улице, я не мог поверить, что это моя жена. Послушайте… (обрывает, затем несколько смущенно)… вы образованный человек, а я всего лишь кончил «Хай Скул»… Мне хотелось бы поговорить с вами о еврействе.

ХЬЮМАН: Я никогда не изучал еврейской истории, если вы это имеете в виду…

ГЕЛЬБУРГ: Я не знаю, кто я…

ХЬЮМАН: Вы имеете в виду как еврей?

ГЕЛЬБУРГ: Вам приходилось думать об этом? Я, например, никогда не слышал, чтобы евреи любили лошадей.

ХЬЮМАН: Мой дед торговал в Одессе лошадьми.

ГЕЛЬБУРГ: Да что вы говорите! Я бы никогда не подумал, что вы — еврей, только по фамилии, пожалуй.

ХЬЮМАН: Мои двоюродные братья, неподалеку от Сиракуз, до сих пор имеют такое дело — объезжают лошадей. И вы, конечно, знаете, что существуют еще китайские евреи.

ГЕЛЬБУРГ: Слышал. А выглядят они как китайцы?

ХЬЮМАН: Они и есть китайцы. Вероятно, те сказали бы о вас, что вы выглядите недостаточно по-еврейски.

ГЕЛЬБУРГ: Ха! Вот странно. (Улыбка исчезает с его лица; взгляд застывает.) Почему это так трудно — быть евреем?

ХЬЮМАН: Всегда трудно быть тем, кто ты есть.

ГЕЛЬБУРГ: Нет, это — другое. Еврей — это на всю жизнь. Даже если об этом не думать много. Если вы, например, едете верхом…

ХЬЮМАН: Я не одержим этими мыслями…

ГЕЛЬБУРГ: А как получилось, что вы женились на такой канарейке?


Еще от автора Артур Ашер Миллер
Смерть коммивояжера

Рациональное начало всегда в произведениях Артура Миллера превалировало над чувством. Он даже не писал стихов. Аналитичность мышления А. Миллера изобразительна, особенно в сочетании с несомненно присущим ему искренним стремлением к максимально адекватномувоспроизведению реальности. Подчас это воспроизведение чрезмерно адекватно, слишком документально, слишком буквально. В той чрезмерности — и слабость драматурга Артура Миллера — и его ни на кого не похожая сила.


Все мои сыновья

Вторая мировая уже окончена, но в жизнь обитателей дома Келлер то и дело наведываются призраки военных событий. Один из сыновей семьи три года назад пропал без вести, никто уже не верит в то, что он может вернуться, кроме матери. Вернувшийся с войны невредимым Крис приглашает в дом Энн, невесту пропавшего брата, желая на ней жениться. Он устал подчиняться во всём матери и беречь её чувства в ущерб своим интересам. Мать же во всём видит знаки продолжения жизни своего Ларри. Пытаясь убедить всех в своей правоте, она не замечает, что Энн и впрямь приехала не ради исчезнувшего Ларри.


Наплывы времени. История жизни

История непростой жизни, в событиях которой как в зеркале отразился весь путь развития искусства и литературы прошедшего столетия.Артур Миллер рассказывает не только о себе, но и о других великих людях, с которыми сводила его судьба, — Теннеси Уильямсе и Элиа Казане, Дастине Хоффмане и Вивьен Ли, Кларке Гейбле, Лоуренсе Оливье и своей бывшей жене, прекрасной и загадочной Мэрилин Монро.


Элегия для дамы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вид с моста

Сюжет пьесы разворачивается в 1950-е годы в Нью-Йорке в итальянском районе недалеко от Бруклинского моста. Эдди Карбоун и его супруга Беатриса поддерживают племянницу Кэтрин, которая учится на стенографистку. В Нью-Йорк нелегально прибывают Марко и Родольфо, родственники Беатрисы. Между Родольфо и Кэтрин возникает взаимное чувство. Но Эдди излишне опекает племянницу, что перерастает в помешательство. Трагическая история запретной любви, которая не могла закончиться счастливым концом.


Это случилось в Виши

Францию оккупировали немецкие войска и начались облавы на евреев. Людей забирали прямо с улицы и отвозили на проверку. И вот шестеро незнакомых мужчин вместе с мальчиком лет пятнадцати сидят в помещении, напоминающем бывший склад. Никому из них не объяснили, почему их забрали и держат здесь. Пока их не стали по одному звать в кабинет, они могли надеяться, что это просто проверка документов, ведь очевидно, что не все они евреи. Однако после того как не все стали возвращаться из кабинета, стало понятно, что не все смогут отсюда уйти.


Рекомендуем почитать
Второй шанс (ЛП)

Пострадав в результате несчастного случая, богатый аристократ Филипп нанимает в помощники человека, который менее всего подходит для этой работы, — молодого жителя предместья, Абделя, только что освободившегося из тюрьмы. Несмотря на то, что Филипп прикован к инвалидному креслу, Абделю удается привнести в размеренную жизнь аристократа дух приключений. По книге снят фильм, Intouchables, который в российском прокате шел под названием 1+1. Переведено для группы: http://vk.com/world_of_different books на http://notabenoid.com/book/49010/.


Пьесы

Ясмина Реза родилась 1 мая 1959 года. Училась в Париже и в университете г. Нантерра (отделение театра). Как актриса играла в пьесах Мольера, Саша Гитри и многих современных авторов. За первую пьесу «Разговоры после погребения» (1987) получила несколько драматургических премий, в том числе премию Мольера. Автор пьес: «Разговоры после погребения» «Путешествие через зиму» (1989) «Искусство» (1994) «Человек случая»(1995). Пьеса «ART» получила: премию Мольера, премию «Ивнинг Стандард» за лучшую комедию 1996 года, премию Лоренса Оливье 1997 года, премию критиков за лучшую пьесу, премию «Тони» и др.


Кони за окном

Авторская мифология коня, сводящая идею войны до абсурда, воплощена в «феерию-макабр», которая балансирует на грани между Брехтом и Бекеттом.


Жизнь с отцом [=Радуги над Хиросимой]

Со времени атомной бомбардировки минуло три года, а в сердце Мицуэ по-прежнему живы образы отца, друзей, многих других людей, погибших 6 августа 45-го. Как жить без них дальше? Имеет ли она право на семейное счастье? Мицуэ снова и снова задает себе эти вопросы, когда получает предложение руки и сердца от застенчивого молодого человека, который часто бывает в библиотеке, где она работает. Преодолеть душевную коллизию дочери помогает погибший отец. Его душа навещает Мицуэ и убеждает ее, что жизнь продолжается и она обязательно должна быть счастлива.По этой пьесе снят фильм «Face of Jizo» /Лик Дзидзо/Когда живёшь с отцом (2004)


Бульвар заходящего солнца

Пьеса в пяти картинах (сценическая версия одноименного фильма Билли Уайлдера) о трагедии забытых «звёзд» Голливуда.


Посох, палка и палач

«Политический театр» Э.Елинек острием своим направлен против заполонившей мир индустрии увеселения, развлечения и отвлечения от насущных проблем, против подмены реальности, нередко весьма неприглядной, действительностью виртуальной, приглаженной и подслащенной. Писательница культивирует искусство эпатажа, протеста, бунта, «искусство поиска и вопрошания», своего рода авангардистскую шоковую терапию. В этом своем качестве она раз за разом наталкивается на резкое, доходящее до поношений и оскорблений противодействие не только публики, но и критики.


Я ничего не помню

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Цена

Пьеса «Цена», пожалуй, самая популярная из его пьес. В ней А. Миллер обращается к проблеме цены нашей жизни, ценностям настоящим и мнимым. Главные герои — братья, которые не виделись шестнадцать лет и вновь пытаются стать родными. Старший — известный врач. На пути достижения успеха, как он сам говорит, «выпалывал все, включая людей». Младший отказался от карьеры, чтобы поддержать отца в трудные годы.В истории сложных, запутанных отношений двух братьев оценщик Грегори Соломон берет на себя роль совести. Он остроум и острослов, превосходно знает жизнь и видит каждого человека насквозь.