Оправдание и спасение - [5]
Наконец путь был расчищен, движение восстановлено, снова пошли поезда. Приехала Тася в поселок где-то под Иркутском. Возле станции, у хлебного ларька, увидела старушку.
— Где здесь комнату можно снять? — спрашивает. А старушка поглядела на нее и говорит:
— К осужденному, что ли? В колонию? Едут и едут… Дуры эти бабы — вот что… Как мотыльки на свечку… Нужны вы им…
— Я знаю, что нужна, — отвечает Тася.
Привела ее старушка к себе домой. Комната маленькая, вроде чулана. Глянула Тася в угол, испугалась даже — у стены большая каменная плита, какие на могилах ставят.
— Это я обелиск себе надгробный приготовила. Давно еще купила, когда дешево было. Пусть, думаю, стоит. Теперь-то цены на памятники все растут. А у меня уже есть… — Потом Тасе на ухо:
— У меня и гроб припасен. На чердаке стоит. Я как поругаюсь с кем, на чердак лезу и в гроб ложусь. Вся моя злость и проходит…
Дом старушки совсем рядом с колонией. Тася всю ночь слышала оттуда какие-то переговоры по радио, команды. На другой день она наконец увидела Викентия: стриженый, уши торчат и глаза какие-то пустые.
— Как там Вера? — спрашивает. Тася сказала, что Вера, как оформила развод, сразу же выскочила за того самого начальника-паспортиста и укатила с ним к его родственникам куда-то под Ярославль. Викентий слушает ее, сам молчит, что говорить — не знает. Потом вдруг говорит:
— Случай смешной вспомнил. Позвали меня как-то в один дом покойницу фотографировать. Пришел я, в комнате стол, на столе гроб. Забрался я на стул, приладился, спрашиваю: сколько снимков делать? И вдруг покойница из гроба: «Шесть, милок, шесть». Я со стула так и полетел, расшибся весь… Смешно, правда?
— Смешно, — говорит Тася. — Покойница — и разговаривает…
— А это они захотели сынка из армии вызвать. Вот и решили послать фотографию матери в гробу.
Смотрит Тася на Викентия, хочется ей дотронуться до него, но между ними сетка железная. Ближе увидеться им не дали.
— Вот если бы вы были законные супруги, тогда другое дело, — сказали Тасе. — Тогда пожалуйста. На трое суток. У нас и комнаты для семейных есть.
Тася вдруг и говорит Викентию:
— Давай поженимся. Брак оформим, все, как положено.
— Что, прямо здесь? — спрашивает Викентий.
— А что? Как Полина Анненкова. Ты же сам писал, что у вас здесь браки оформляют.
Викентий подумал и говорит:
— Ты знаешь, у нас здесь даже часовня есть… Для венчания, кто пожелает…
Написала Тася заявление, отнесла к начальнику колонии. Начальник ей говорит:
— В ближайший четверг никак нельзя. У нас — испытательный срок. Как и везде, два месяца.
— Как же так? — говорит Тася. — Я через два месяца не смогу приехать. Это же сколько денег на дорогу надо…
Начальник посмотрел в окно, потом спрашивает:
— Зачем вам это нужно? У заключенных свои интересы, это понятно. Им бы только на время отсидки жену получить. А как освобождаются — прощай.
— У нас все по-другому, — говорит Тася. Начальник тогда закурил папиросу и говорит:
— Ладно, так и быть. Пометим ваше заявление задним числом.
Во время регистрации Викентий просил охранника, который привел его, чтобы тот сфотографировал его с Тасей. Охранник сначала долго отказывался, говорил — не положено, потом согласился.
На другой день Тасю, уже как законную жену, пустили в зону вместе с другими приехавшими на свидание женами. Дали им с Викентием комнату в бараке: две койки, заправленные по-солдатски, тумбочка, холодильник. На окнах занавески. Викентий сделал Тасе подарок — шерстяные носки.
— Мой сосед носки вяжет… Вот я и взял у него…
Днем вышла Тася на кухню, там приехавшие жены картошку жарят. Тут же дети бегают, совсем, как дома. Все, конечно, Тасей интересуются — новенькая, поздравляют с законным браком.
— Мы с моим тоже здесь, в зоне, расписались, — рассказывает какая-то рыжая, в халате по-домашнему. — По переписке познакомились.
— Им же главное, чтобы на воле их кто-то ждал, — говорит другая, немолодая уже, стриженая, в очках. — Иначе они сломаются.
— Вот и ты, я вижу, пожалела своего, — говорит Тасе толстушка, на голове под платком бигуди. — Жалко стало, понимаю… Русские бабы все одинаковы. Спасти, поднять…
— Нет, — отвечает Тася, — у нас другое… У нас — любовь…
Все на кухне так и покатились со смеху.
— Любовь! — хохочут. — Да какая она, любовь? Ты бы показала нам!
— А я и сама не знаю, какая, — отвечает Тася. — Люблю — и все…
В тот же день вечером вынесли в коридор из комнат несколько столов, застелили бумагой и газетами, расставили чашки чайные. Тася принесла пироги, какие из дома взяла. Дежурный офицер стал было возражать, но ему сказали:
— Свадьба же, начальник! Новобрачные! Поздравить надо!
Рыжая подарила Тасе флакончик духов, уже начатый, который с собой привезла. Муж ее, из заключенных, взял у нее гребенку, обернул тонкой бумагой и стал играть какую-то музыку. Когда все расселись, толстушка с кудряшками на голове ушла в комнату и выносит бутылку белесой жидкости. Все оживились, а муж ее говорит:
— Молодец! Это она по моему рецепту! Я дома так делал! Жидкость для обезжиривания, уксус, сахар, вода. И в стиральную машину. Напиток выходит царский — лучше не придумаешь.
«— Вы теперь не лопатники, а бойцы Красной Армии, — сказал полковник. — Красноармейцы. Будете на этом рубеже оборону держать. — А оружие? — спросил кто-то. — Как же без оружия? Никиша все переживал за брата, а Серафим его успокаивал: — Да жив твой Дося. Не суждено ему раньше срока пропасть…».
«— Как же ты попала сюда? — спрашивает ее Шишигин. А жена хохочет, остановиться не может: — На то и святки… Самая бесовская потеха… Разве ты не знаешь, что под Рождество Господь всех бесов и чертей выпускает… Это Он на радостях, что у него Сын родился…».
«После выпуска дали Егору приход в самом заброшенном захолустье, где-то под Ефремовом, в глухом поселке. Протоиерей, ректор семинарии, когда провожал его, сказал: — Слабый ты только очень… Как ты там будешь? Дьявол-то силен!».
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
Les trois mousquetaires. Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...