Оправдание и спасение - [5]

Наконец путь был расчищен, движение восстановлено, снова пошли поезда. Приехала Тася в поселок где-то под Иркутском. Возле станции, у хлебного ларька, увидела старушку.

— Где здесь комнату можно снять? — спрашивает. А старушка поглядела на нее и говорит:

— К осужденному, что ли? В колонию? Едут и едут… Дуры эти бабы — вот что… Как мотыльки на свечку… Нужны вы им…

— Я знаю, что нужна, — отвечает Тася.

Привела ее старушка к себе домой. Комната маленькая, вроде чулана. Глянула Тася в угол, испугалась даже — у стены большая каменная плита, какие на могилах ставят.

— Это я обелиск себе надгробный приготовила. Давно еще купила, когда дешево было. Пусть, думаю, стоит. Теперь-то цены на памятники все растут. А у меня уже есть… — Потом Тасе на ухо:

— У меня и гроб припасен. На чердаке стоит. Я как поругаюсь с кем, на чердак лезу и в гроб ложусь. Вся моя злость и проходит…

Дом старушки совсем рядом с колонией. Тася всю ночь слышала оттуда какие-то переговоры по радио, команды. На другой день она наконец увидела Викентия: стриженый, уши торчат и глаза какие-то пустые.

— Как там Вера? — спрашивает. Тася сказала, что Вера, как оформила развод, сразу же выскочила за того самого начальника-паспортиста и укатила с ним к его родственникам куда-то под Ярославль. Викентий слушает ее, сам молчит, что говорить — не знает. Потом вдруг говорит:

— Случай смешной вспомнил. Позвали меня как-то в один дом покойницу фотографировать. Пришел я, в комнате стол, на столе гроб. Забрался я на стул, приладился, спрашиваю: сколько снимков делать? И вдруг покойница из гроба: «Шесть, милок, шесть». Я со стула так и полетел, расшибся весь… Смешно, правда?

— Смешно, — говорит Тася. — Покойница — и разговаривает…

— А это они захотели сынка из армии вызвать. Вот и решили послать фотографию матери в гробу.

Смотрит Тася на Викентия, хочется ей дотронуться до него, но между ними сетка железная. Ближе увидеться им не дали.

— Вот если бы вы были законные супруги, тогда другое дело, — сказали Тасе. — Тогда пожалуйста. На трое суток. У нас и комнаты для семейных есть.

Тася вдруг и говорит Викентию:

— Давай поженимся. Брак оформим, все, как положено.

— Что, прямо здесь? — спрашивает Викентий.

— А что? Как Полина Анненкова. Ты же сам писал, что у вас здесь браки оформляют.

Викентий подумал и говорит:

— Ты знаешь, у нас здесь даже часовня есть… Для венчания, кто пожелает…

Написала Тася заявление, отнесла к начальнику колонии. Начальник ей говорит:

— В ближайший четверг никак нельзя. У нас — испытательный срок. Как и везде, два месяца.

— Как же так? — говорит Тася. — Я через два месяца не смогу приехать. Это же сколько денег на дорогу надо…

Начальник посмотрел в окно, потом спрашивает:

— Зачем вам это нужно? У заключенных свои интересы, это понятно. Им бы только на время отсидки жену получить. А как освобождаются — прощай.

— У нас все по-другому, — говорит Тася. Начальник тогда закурил папиросу и говорит:

— Ладно, так и быть. Пометим ваше заявление задним числом.

Во время регистрации Викентий просил охранника, который привел его, чтобы тот сфотографировал его с Тасей. Охранник сначала долго отказывался, говорил — не положено, потом согласился.

На другой день Тасю, уже как законную жену, пустили в зону вместе с другими приехавшими на свидание женами. Дали им с Викентием комнату в бараке: две койки, заправленные по-солдатски, тумбочка, холодильник. На окнах занавески. Викентий сделал Тасе подарок — шерстяные носки.

— Мой сосед носки вяжет… Вот я и взял у него…

Днем вышла Тася на кухню, там приехавшие жены картошку жарят. Тут же дети бегают, совсем, как дома. Все, конечно, Тасей интересуются — новенькая, поздравляют с законным браком.

— Мы с моим тоже здесь, в зоне, расписались, — рассказывает какая-то рыжая, в халате по-домашнему. — По переписке познакомились.

— Им же главное, чтобы на воле их кто-то ждал, — говорит другая, немолодая уже, стриженая, в очках. — Иначе они сломаются.

— Вот и ты, я вижу, пожалела своего, — говорит Тасе толстушка, на голове под платком бигуди. — Жалко стало, понимаю… Русские бабы все одинаковы. Спасти, поднять…

— Нет, — отвечает Тася, — у нас другое… У нас — любовь…

Все на кухне так и покатились со смеху.

— Любовь! — хохочут. — Да какая она, любовь? Ты бы показала нам!

— А я и сама не знаю, какая, — отвечает Тася. — Люблю — и все…

В тот же день вечером вынесли в коридор из комнат несколько столов, застелили бумагой и газетами, расставили чашки чайные. Тася принесла пироги, какие из дома взяла. Дежурный офицер стал было возражать, но ему сказали:

— Свадьба же, начальник! Новобрачные! Поздравить надо!

Рыжая подарила Тасе флакончик духов, уже начатый, который с собой привезла. Муж ее, из заключенных, взял у нее гребенку, обернул тонкой бумагой и стал играть какую-то музыку. Когда все расселись, толстушка с кудряшками на голове ушла в комнату и выносит бутылку белесой жидкости. Все оживились, а муж ее говорит:

— Молодец! Это она по моему рецепту! Я дома так делал! Жидкость для обезжиривания, уксус, сахар, вода. И в стиральную машину. Напиток выходит царский — лучше не придумаешь.