Оправдание и спасение - [2]

— Я тоже знал такого, — говорит дедушка. — Зубы ему лечили… А он после этого лечения на греческом языке заговорил и будущее предсказывал. Вещи тоже пропавшие находил…

— Это что! — вмешивается Дорик. — У нас в классе один есть… Недыхляев фамилия. Так он по ночам с историческими личностями общается. С декабристами, белогвардейцами. Самое же интересное, что они ему подарки дарят. Он нам показывал. Чайная шкатулка декабриста Анненкова, японский клинок адмирала Колчака.

По выходным Вера с Викентием ездили на дачу, Тася всегда с ними. Возвращалась с цветами, свежая, веселая, фотографии с собой привозит — Викентий их там фотографировал. На снимках все радостные — Вера, Тася, сам Викентий, все улыбаются. Дорик разглядывал фотографии, только губы поджимал.

— Плохо все это кончится, я вам говорю… Вот у Колупаевой с первого этажа тоже была дача. Так муж ее через эту дачу покойником было сделался.

— Как это покойником? — спрашивает дедушка.

— А так, очень просто. Уехал на дачу и пропал. Колупаева через день кинулась за ним, а там от дачи одно пепелище. И от мужа — косточки обгорелые.

— Что ты несешь? — пугается Ольга Леонтьевна. — Я ничего не слышала об этом.

А Дорик как ни в чем не бывало:

— Ну, косточки, конечно, похоронили, все как положено. На девятый день собрались помянуть покойника, а он сам в дверь звонит. Колупаева, понятно, в обморок…

— Привидение, что ли? — спрашивает дедушка.

— Никакое не привидение. Там что вышло? Муж этот на дачу с двумя подругами поехал. Развлекались там, вино пили. Потом он с одной из них в город уехал, к ней домой. А другую, пьяную, оставили. Она закурила и уснула. Вот и сгорела.

Только Тася брата не слушает, она все о своем:

— Ведь какая любовь бывает на свете! Вы только послушайте! Один любил женщину, а она отвергла его. Он тогда уехал куда-то. А в дороге — гроза, его и убило молнией. Вот лежит он, весь черный, а на ладони у него отпечаток какой-то, как бы портрет. Пригляделись — лицо женщины. Это и была та самая, его любимая. А вы говорите, любви не бывает…

И опять про Викентия:

— А Викентий, он же герой! Вы еще не знаете, что было! Ночью на соседней даче пожар. Выскочили все, стоят смотрят. А Викентий в дом кинулся — там же люди. Пока пожарные приехали, он старика какого-то вывел и мальчика маленького. Потом кинулся снова: может, еще кто остался? Смотрит — шкаф в комнате. Открыл, а там в ящике — деньги. Когда уже после подсчитали — пять миллионов. Так Викентий все эти деньги в милицию сдал. Верка потом уж ругала его, ругала.

А на кухне после ужина, когда посуду мыли, Тася жаловалась Ольге Леонтьевне:

— Верка-то! Верка! Не ценит Викентия. У нее ведь еще до свадьбы роман был. С начальником паспортного стола. Так она и теперь с ним встречается. Гуляет. Я уж ей говорю: дура ты, дура…

И вдруг однажды, полгода, наверное, прошло, возвращается Тася домой поздно вечером, с ней мужчина какой-то. Высокий такой, бородавка на подбородке.

— Вот, — говорит Тася, — это Викентий… Он поживет пока у нас… Какое-то время…

На кухне Ольга Леонтьевна говорит дочери:

— Как же так, Тусенька? Женатый человек… В твоей комнате…

— Ему сейчас у себя нельзя, — отвечает Тася.

Викентий все дни дома сидел, в комнате Таси, никуда не выходил. Лежит на диване, каких-то букашек из проволоки и ореховой скорлупы мастерит. Весь стол ими заставил.

— Это он от своей четвертой жены скрывается, — говорит Дорик. — Которая ведьма…

— Господи, неужто в самом деле ведьма? — пугается Эльза Егоровна.

— Мало того! — продолжает Дорик. — Она еще что выкинула? Кошку как-то черную сварила. Кости все выбрала, села перед зеркалом и давай кости эти себе в рот класть. Шесть костей испробовала — ничего. А как седьмую положила — нет ее в зеркале, исчезла. Так и сделалась невидимкой.

Дорик пугливо озирается.

— Может, она сейчас здесь где-нибудь…

Тут дедушка из комнаты выходит:

— А знаете, почему батюшка мой покойный по дому ходил? Вина я ему на поминках не налил. Сели поминать, а я забыл. Потом, конечно, налил. А тут сосед входит. «Что это, — говорит, — у вас вино льется?» Поднял я стопку, а у нее дно отвалилось, вот все и вытекло.

— Ну и к чему ты это рассказал? — спрашивает Ольга Леонтьевна.

А еще через несколько дней новое событие — является в дом милиция, два человека, Викентия спрашивают. Вышел он к ним, а они его сразу забрали и увели.

Тася после этого совсем не своя стала. Из комнаты не показывается, дверь на крючке держит. Ольга Леонтьевна извелась вся, стоя возле ее комнаты.

— Что произошло, доченька? — кричит она из-за двери. — Ты расскажи хоть…

Тася сначала ничего говорить не хотела. Потом все же не выдержала:

— Это все из-за Верки…

И рассказывает такую историю. Возвращается как-то Вера домой поздно вечером, стали они с Викентием спать укладываться. Викентий уже в постели, а Вера у шкафа стоит, рубашку ночную ищет.

— Боже! — ахает Ольга Леонтьевна. — Это он сам тебе все рассказывал?

И тут видит Викентий у Веры на пояснице в самом низу синяк, да круглый такой, ровный, будто медаль. «Что это у тебя?» — спрашивает. А она не видит. «Где?» — говорит. Подошла к нему, он тут и разглядел, что это никакой не синяк вовсе, а круглая канцелярская печать. Вспомнил тут Викентий, что ему про начальника паспортного стола говорили. Вере он тогда ничего не сказал. Только на другой день является в паспортный стол, прямо к этому начальнику. Да так, у всех на глазах, и ударил его. Сначала рукой по лицу, потом стулом по голове. Как не убил только? Начальник после неделю в больнице валялся.