Оправдание и спасение - [3]
— Какой ужас! — морщится Ольга Леонтьевна. А Тася так вся и вспыхнула:
— Ты не понимаешь, мама! Он же Верку заклеймил, как последнюю девку! Паспортист этот!
Тася все эти дни места себе не находила: как помочь Викентию? А как-то Колупаева с первого этажа встречает ее у подъезда:
— Ты сходи в скверик возле суда. Там, говорят, бывают люди, которые могут помочь.
Тася, конечно, в тот же день понеслась в скверик. Как раз перерыв между судебными заседаниями был, народу в скверике полно, ни одного свободного места. В дальнем конце Тася увидела старичка на лавочке, благообразный такой, с усиками. Газетку на коленях расстелил, бутерброд ест, чай из термоса наливает. Вокруг него женщины какие-то, целая толпа, обступили его.
— Ладно, — доносится до Таси голос старичка. — Попробую… Обещать наверняка не обещаю, но кое-какие связи у меня есть. Прошу только — никому! Поняли? Даже адвокатам.
Дождалась Тася, когда женщины снова в суд ушли, подсела к старичку. Тот поглядел на нее и спрашивает:
— Вам что, тоже помощь нужна?
Слушает он рассказ Таси, сам бутерброд свой доедает, потом говорит:
— Что ж, попробуем облегчить его положение.
— Денег у меня сейчас с собой нет, — говорит Тася. — Но завтра я непременно принесу.
Старичок газетой машет.
— Не сейчас, не сейчас… После приговора. Ведь разное может быть. Полное оправдание — одна цена. Условное осуждение — другая. Статья с более легким наказанием — третья. Или, к примеру, вовсе не то наказание, что просил прокурор. Все может быть. Вы понимаете, речь не столько обо мне. Я ведь не один…
— Понимаю, — говорит Тася.
Теперь у нее только и была одна забота — собрать денег. Дома-то сбережений никаких. Назанимали они с Ольгой Леонтьевной у соседей сколько можно было. Тасе все казалось, что мало. А тут Дорик газету им показывает:
— Вон объявлений сколько. Антиквариат скупают, вещи старинные. У дедушки этих вещей полным-полно…
Вызвали тогда по телефону скупщика, тот приехал с машиной, отобрал из комнаты дедушки разные вещи — небольшой резной буфетик, венскую круглую вешалку, фигурную подставку для зонтиков, футляр от напольных часов из пальмового дерева с инкрустацией. Короче сказать, в день суда Тася явилась на заседание с большой суммой денег. Ольга Леонтьевна специальный мешочек ей сшила, который можно было пристегнуть булавкой под одеждой. Когда стали вызывать свидетелей, Тася вышла и сказала:
— Вы не знаете подсудимого Викентия! Это во всех отношениях выдающийся человек. У него необычайные способности! Пропавшие вещи во сне находит. Людей из горящего дома спасает…
Другие еще свидетели выступали, все говорили, что подсудимого понять можно ревность, состояние аффекта и все такое прочее. Тем не менее, несмотря ни на что, Викентия осудили по 206-й статье — хулиганство, три года. После суда Тася опять увидела в скверике того самого старичка с усиками — и сразу к нему.
— Я поняла вас! — говорит. — Никаких связей у вас нет! Вы просто жулик! Сидите здесь и ждете, какой будет приговор. Что бы ни оказалось — вам все равно прибыль!
— Ну зачем так? — говорит старичок. — Я же денег с вас не беру. Вам просто не повезло.
Дома у себя в комнате Тася повесила на стенку все дачные фотографии, на которых был Викентий. Ольга Леонтьевна заходит к ней, Тася стоит на диванчике на коленях и цветными карандашами раскрашивает фотографии. Все снимки в каких-то ажурных рамочках, вырезанных из бумаги. Тут же рядом цветочки к обоям приклеены, лоскутки разноцветные.
— Что это у тебя? — спрашивает Ольга Леонтьевна.
— Это чтобы Викентий не считал себя одиноким… Я через снимки передаю ему свои мысли. Я уверена: он их чувствует.
На Тасю в эти дни смотреть было жалко. Высохла вся, хуже щепки, почернела. Ходит по квартире, как тень. Музыкой бросила заниматься.
— Не знаю, что со мной, — говорит она. — Сегодня утром, как встала, глянула в зеркало, вижу свое отражение — прическа, блузка моя любимая без рукавов. А сама думаю: почему же блузка? Ведь я же еще не переодевалась, не причесывалась. Как была в халате, так и осталась. А в зеркале — блузка…
Все в доме оберегали Тасю, будто она заболела.
— Печаль человеку кости сушит, — говорил дедушка. — Ты уж не изводи себя…
А Дорик однажды приходит из школы и сверток какой-то Тасе вручает.
— Что это? — спрашивает Тася.
— Это тебе… Подарок… От Недыхляева из нашего класса. Я тебе о нем рассказывал. Чайная шкатулка декабриста Анненкова. А это — самурайский клинок, мастер Исихара. Адмирал Колчак лично в Японии покупал. Я подумал: может, тебе это будет интересно?
А потом пришло письмо от Викентия. И Тася снова стала как прежде. Все дни теперь сидит за столом, письма Викентию без конца сочиняет.
— Ну как он там? — спрашивала Ольга Леонтьевна. — Что пишет?
— Пишет — нашел себе занятие: фотографирует, — рассказывает Тася, сама счастливая такая, улыбается. — К ним каждый месяц в третий четверг приезжают из районного загса браки регистрировать. Вот он и фотографирует новобрачных.
— Неужели там еще и женятся? — удивляется Ольга Леонтьевна.
Потом еще были письма от Викентия. Ольга Леонтьевна видела одно письмо на столе, Тася по рассеянности его оставила. «Голубка моя родная, — было там написано. — Для меня нет другого счастья, как только думать о тебе. У меня все хорошо, ты не беспокойся. У нас в камере три кошки. Живут себе, никуда не уходят. Погуляют и обратно в камеру возвращаются. Дорогая моя, я живу только тобой и твоими письмами…»
«— Вы теперь не лопатники, а бойцы Красной Армии, — сказал полковник. — Красноармейцы. Будете на этом рубеже оборону держать. — А оружие? — спросил кто-то. — Как же без оружия? Никиша все переживал за брата, а Серафим его успокаивал: — Да жив твой Дося. Не суждено ему раньше срока пропасть…».
«— Как же ты попала сюда? — спрашивает ее Шишигин. А жена хохочет, остановиться не может: — На то и святки… Самая бесовская потеха… Разве ты не знаешь, что под Рождество Господь всех бесов и чертей выпускает… Это Он на радостях, что у него Сын родился…».
«После выпуска дали Егору приход в самом заброшенном захолустье, где-то под Ефремовом, в глухом поселке. Протоиерей, ректор семинарии, когда провожал его, сказал: — Слабый ты только очень… Как ты там будешь? Дьявол-то силен!».
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
Les trois mousquetaires. Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...