На пути в Индию. Персидский поход 1722–1723 гг. - [15]
В Петербурге сенаторы «за здравие Петра Великого, вступившего на стези Александра Великого, всерадостно пили». Феофан Прокопович откликнулся на победу речью, в которой обыграл этимологию имени Петра: «каменный» царь покорил «челюсти Кавказские» овладел «вратами железными» и отворил России дверь «в полуденныя страны».
Менее торжественно подводились иные итоги. 19 декабря Штатс-контор-коллегия доложила Сенату, что расходы на провиант составили 320 048 рублей, а перед тем назвали сумму чрезвычайных расходов по Адмиралтейству — 323 057 рублей (если не вся она, то как минимум значительная её часть была связана с подготовкой похода на Каспий). Позднее, в 1731 году, Военная коллегия подсчитала, что на жалованье, артиллерию, амуницию, покупку судов и прочих припасов (за исключением провианта) для похода 1722 года было истрачено 681 574 рубля[101]. Таким образом, короткая военная экспедиция на Кавказ обошлась казне минимум в миллион рублей, не считая обычных расходов на армию.
Точную же стоимость военной операции установить едва ли удастся, однако ясно, что она была ещё выше. В числе сверхсметных расходов Штатс-контора указала подарки хану Аюке (тысяча золотых и меха на пять тысяч рублей) и его калмыкам (25 тысяч рублей), направленные Неплюеву в Стамбул восемь тысяч золотых и меха на 9 500 рублей. Камер-коллегия известила о поставке смолы в Астрахань на 1 413 рублей, а Медицинская канцелярия сообщила, что в 1722-м в Низовой корпус было отпущено лекарств на 13 512 рублей[102]. Именно военные расходы стали главной статьёй рекордного роста трат «сверх окладу», составивших в 1722 году 1 684 960 рублей против 290 259 рублей в 1720-м и 580 272 рублей в 1721-м. Значительную часть указанной итоговой суммы — 639 960 рублей — составила выплата компенсации Швеции по договору 1721 года[103]. Кроме того, в 1722 году в России состоялись два рекрутских набора — в армию было взято 25,5 тысяч человек.
Неизвестно, что думали «многие тысячи» народа об успехах в далёких краях, доставшихся столь дорогой ценой, но сам царь на достигнутом останавливаться не собирался. В октябре он через гонца, подпоручика гвардии Ивана Толстого, передал Вахтангу VI, что в следующем году намеревается взять Шемаху[104]. Вахтанг же возвратился в Тбилиси и согласился начать переговоры с шахом, но в их успех не верил, полагая, что только присылка русских войск в Закавказье может вынудить того к уступкам. В письмах он просил императора занять Шемаху или хотя бы Баку, тем более что шах приказал ему с грузинским войском выступить на помощь[105].
Десант в Гилян и Баку
Перед отъездом из Астрахани император лично проводил в опасный путь корабли с войсками, которые должны были занять иранский порт Решт «для обороны тамошних жителей от бунтовщиков лязгинцов и протчих народов». На четырнадцати кораблях эскадры капитан-лейтенанта Ф.И. Соймонова находился полностью экипированный (вплоть до дров, сбитня и чеснока) десантный отряд полковника Никиты Михайловича Шилова. Данная ему инструкция предписывала войти в Энзелийский залив и взять под контроль Решт, столицу провинции Гилян, «выбрав удобное место близ города… и ежели неприятель придёт, оборонять сие место до последней возможности». Властям и обывателям полковник должен был объяснить, что прибыл «для их охранения», и обходиться с ними «зело приятельски и несурово, кроме кто будет противен, но ласкою, обнадёживая их всячески, а кто будет противен, и с тем поступать неприятельски». Наконец, когда жители привыкнут к российскому присутствию, можно «тогда помалу чинить знакомство со оными и разведывать не только что в городе, но и во всей Гиляни какие товары»[106].
Зимнее плавание вдоль всего Каспийского моря прошло удачно — потери составили шесть человек, смытых во время шторма. 5 декабря 1722 года корабли Соймонова вошли в Энзелийский залив — «озеро на 20 или больше вёрст в обширности», — соединённый с морем узким проливом; в залив впадала речка Перибазар, в устье которой, у селения с тем же названием, корабли стали на якорь.
Высадка в заливе труда не составила — побережье не было защищено. Рештский визирь Мамед Али-бек ответил посланному для переговоров офицеру, что без шахского указа не может разрешить русским выход на сушу. Оставаться на кораблях отряд Шилова не мог и, «оставя визирские слова», в течение 8–12 декабря занял берег и выгрузил имущество. Но дальше дело не пошло: находившиеся в чистом поле солдаты и офицеры терпели «великие дожди и грязи», не на чем было везти провиант и прочие «припасы» восемь вёрст до города, о чём Шипов рапортовал Матюшкину 29 декабря.
Мамед Али-бек стал собирать войско. Но тут, по счастью, подоспел консул Семён Аврамов. Застав в Реште «смятение», он сумел успокоить жителей и покинувшего город визиря. Тот, прибыв к войскам со свитой, поинтересовался: «…есть ли собственно его величества указ о вступлении его для защищения Гиляни от бунтовщиков. Ибо если сие подлинно на таком основании, то ему легче будет в том ответствовать пред своим государем, что он пустил российское войско в Рящ». Полковники перед строем солдат «тот указ показал визирю, который, приняв его, поцеловал с великим почтением и возвысил над своею головой». После переговоров отряд вступил в город: «Бесчисленное множество народа смотрело на идущих в преизрядном порядке и при игрании музыки наших солдат. Напротив того, наши удивлялись величине города, который вдоль и поперёк простирался на пять верст мерою, а никаким не окружён крепостным строением»
