Мужская поваренная книга - [33]

Сегодня же на удивление мнение у всех антагонисток было одинаковым. Оказалось, их всех в последнее время везде пучило, распирало и болело. И объективной, логичной причины этой напасти абсолютно не было. Обсуждение страшных хворей молниеносно перекинулось на остальные отделы музея. И всего через час музей из учреждения высокой культуры и науки превратился в паноптикум скорбных телесами развалин. Работа была заброшена. Бегая из отдела в отдел, дамы щедро делились друг с другом волшебными бабушкиными рецептами панацеи от этих страшных недугов.

С безобразием своей волевой рукой покончила наш генеральный директор. Более всего своей выдержкой и умением держать в суровой узде сотню полусумасшедших, опрометчиво обученных грамоте женщин она напоминала мелвиловского капитана Ахава из «Белого кита».

— Так! Это нас всех разом, несомненно, сглазили! — громко хлопнула ладонью по столу генеральная. — Экскурсионный отдел. Немедленно. Завтра утром. Попа мне из церкви добыть и сюда доставить. Будем музей святить. Всем как одна завтра быть в косынках, а сейчас бегом за работу!

На завтра поп музейщицам достался породистый. Громадный как ввысь, так и вширь, молодой, осанистый, весь в рясе и бороде. Наперсный крест на его объёмном пузе лежал почти горизонтально, а хитрые глазки лукаво поблёскивали из-под кустистых бровей. Солидно ступая, он неспешно обходил залы и отделы музея. Размашисто махая специальным веником и красивым басом напевая псалмы, он обрызгивал всё и вся святой водой. Купель со святой водой на подгибающихся от почтения ножках несла рядом с ним бывшая победительница всех коммунистических вахт, передовица ударных соцсоревнований, а ныне истинно верующая, музейный завхоз. Остальные тётки, тихо млея и часто дробно крестясь, семеня стайкой мелких плотвичек в косыночках, следовали за ними.

Позади всех, приглядывая за процессом чудесного исцеления, торжественно шествовала генеральный директор. Под ручку её поддерживала старший экскурсовод.

— Я попросила у батюшки в церкви разрешения «всех посмотреть», — хихикала она тихонько на ухо директору. — Вот и выбрала нам самого вкусного!

— Правильно, правильно, — щуря свои рысьи глаза, подтверждала генеральная.

— Ну, дщери мои, кажись всё, — сказал, утомлённый чудесами поп, обойдя все помещения.

— Нет, батюшка, ещё не всё, — глядя на мою ехидную рожу, сказала генеральная. — Каземат реставрационный ещё остался.

— Ну, каземат так каземат, — печально вздохнул уставший и проголодавшийся поп, вспоминая накрытый для него в кабинете генерального стол с обильными вкусными яствами. — Ведите в казематы!

В реставрационном подвале, весёлым упругим мячиком скатившись со ступеней вниз, служитель культа нос к носу столкнулся с Борисом. Нахмурился, внимательно разглядывая нашего бравого армянина и, нависая чёрной скалой над маленьким не высоким реставратором, грозно рыча, зычно спросил:

— Какой веры будешь, басурманин?

— Нашей, истинной, православной! — широко крестясь, вытянувшись в струнку, ответствовал Боря.

— Это хорошо! — пробормотал поп и трижды щедро мазнул Борю по физиономии веником со святой водой.

Нуга

Глупую до невозможности девочку посыпать маком и пообещать ей все, что захочет. Съесть счастливую.

Корни сегодняшнего страшного сна несомненно зиждились в тех далёких-далёких годах, когда ваш покорный слуга весил в два раза меньше, служил ещё под знаменами герцога Камберлендского и одновременно браво полётывал истребителем в славный ламповый «старичок» Ил-2 образца две тысячи первого года авторства негодяя Олега Медокса. Сон начался брутально с вышвыривания мерзкими фошистами автора данных строк с места кормового стрелка (почему-то немецкого Ju-88, что особо поражало из-за глубокой «помидорности» нашего сквада) за борт, буквально за шиворот, без парашюта. Имея в руках, что, впрочем, уже совсем как раз и не удивительно, вместо парашюта большую полковую кастрюлю, медленно планируя, падал на родной город. Прямо на аллею имени семидесятилетия Осоавиахима, на памятник трём парашютисткам. Наблюдая сверху фланирующих по аллее обывателей, зычно кричал им о своей горячей любви к бескрайнему небу и истребительной авиации. Призывал веселее встречать день бесстрашного таганрогского парашютиста. Одновременно почему-то проклинал некстати подсунутого больным подсознанием старика Дедала…

Столь сильные душевные потраты было решено заедать насыщенно сладким. Штудируя рецепт «Нуга» в удачно к данному случаю недавно добытой в боях книге «Денщик за повара, поваренная книжка для военных» за составительством некой девицы Марии Плешковой одна тысяча девятьсот четырнадцатого года издания, стал, нервно ощупывая, пересчитывать имеющиеся в наличии руки.

«Когда сироп уже изрядно загустеет, — писалось в книге, — подкиньте дрова в походную печь вашего офицера и, увеличив огонь, непрерывно помешивайте сироп ещё минут десять. Одновременно взбивайте до крепких пиков белки». Поняв, что одной парой рук в данном рецепте обойтись никак не можно, объявил тотальную мобилизацию и поставил под ружьё необдуманно сохнущую на берегу яхтенную ундину. С умилением глядел на осмысленную девичью мордочку при введении её в курс вопроса о строгих временных и процедурных тонкостях предстоящего колдунства. Впервые за многие годы ощутил реальную пользу высшего образования, коему безжалостно, несмотря на горячее осуждение всего нашего провинциального общества и фундаментальной родни, была подвергнута моя ненаглядная.