Кремневый скол - [21]

Кремнячка все поняла. Она нашла воду, спокойно умылась, сбросила чувяки с ног и, босая, вытянулась у стены, как подобает женщине. Ладони собрала в горсточку у живота.

Камидат сначала не обратил на это внимания, потом обратил, но ничего не понял.

Кремнячке же было ясно, что мужчина не просто так проглатывает зловонный дым. Она догадалась, что этот мужчина — жрец, приступивший к неведомому ей священнодействию. Именно поэтому она встала у стены, омытая и босая, готовая быть, в зависимости от воли мужчины, и соучастницей, и жертвой действа.

Мужчина снова затянулся. Цигарка стала еще короче. Лицо у него побагровело.

Кремнячка осмелилась поднять глаза на курильщика. Сомнения быть не могло.

Мужчина уже кольцами выпускал изо рта дым. Аккуратные, ровные колечки один за другим поплыли по воздуху. Кремнячка смиренно вытянулась и затрепетала.

Но когда «жрец» затянулся в третий раз, он вдруг поперхнулся и глухо закашлял, прикрывая рот ладонью. И тут сквозь слезы, навернувшиеся на глаза, он заметил позу кремнячки. Теперь она уже догадывалась, что это был не обряд. В глазах ее застыли жалость и упрек.

В одно мгновение Нур-Камидат осознал всю бессмысленность курения.

Вдруг он понял, как противен был дым, объявший его внутренности и заставлявший мучительно кашлять.

— Дык! Обувайся же, пол-то холодный! Брошу я курить! — сказал он и без колебания швырнул окурок в огонь.

И больше никогда не вернулся к курению, чего и всем нам желаю!

Гиена и кабан в папоротниковой чащобе

Нина не помнила, когда эти ужасные люди ушли. «Кажется, я опять спала», — подумала она совершенно правильно. И правильно вспомнила, что этот жуткий предводитель Нгуньчи Нгам Гамлу все пыхтел ей в лицо дымом из Трубки Размышлений. Она догадалась, что они усыпили ее. Только не могла понять, сколько времени пробыла в беспамятстве. Была глубокая ночь без признаков приближения рассвета. Нина зябко поежилась. Связанные конечности ныли.

Но сколько она ни пыталась высвободиться, у нее, увы, ничего не вышло. Кремняк не только связал ей руки и ноги, но еще и привязал к корневищу огромного папоротника.

Написала ли тебе Нина о том, какое отчаянье овладело ею при мысли, что надо ждать, пока вернутся эти ужасные существа? Не в силах ничего предпринять для своего освобождения, сейчас она просто мечтала, чтобы раньше них появился хотя бы ее улыбчивый похититель. Но чу!

Сразу с двух сторон — и справа, и слева от нее — из темноты чащи сверкнули зеленые глаза, и вслед за этим, Сашель, сильно запахло зверем. Сердце Нины готово было выскочить из груди. Она беспомощно заметалась, не в силах освободиться от пут.

* * *

Зеленые глаза тем временем приближались. А слева тоже зловещая зелень глаз мерцала в темноте, наблюдая и, очевидно, выжидая. А когда приблизились глаза справа, Нина с тоской поняла, что это была пятнистая гиена. Провидение не преминуло сыграть злую шутку с несчастной пленницей. Оно заставило ее тут же возмечтать, чтобы немедленно вернулся с приятелями Нгунчьи Нгам-Гамлу.

И вслед за этим ей суждено было вздрогнуть от радости. На опушке мелькнули силуэты спешивших ей на помощь Нгуньчи Нгам-Гамлу и спутников! Успеют ли?

Но уже в следующий миг справа раздалось зловещее хрюканье и, опережая приближающуюся гиену, в ее сторону побежал огромный черный кабан. Можно ли представить отчаянье, которое охватило Нину? Лучше быть разодранной гиеной, чем погибнуть от клыков кабана! Но чу!

В каких-то пятидесяти шагах от беспомощной Нины кабан и гиена остановились друг против друга. Кабан был немного сильнее гиены, но гиена, по всей видимости, была очень голодна, а в таких случаях близкий запах желанной добычи заставляет хищницу презирать всякую опасность. Оскалив зубы и зарычав так, что шерсть вздыбилась у нее на загривке, гиена бросилась на кабана, посмевшего встать на ее пути. В первые минуты кабан, не ожидавший такой решительности, даже попятился, но тут же, оправившись от испуга, издал пронзительный визг, молниеносно вспорол брюхо нахалки своим мощным клыком и, приподняв в воздухе, отшвырнул в сторону.

Кабан видел своими кровавыми глазами и Нину, и храброго воина. Он стоял, Сашенька, страшно, зловеще опустив голову и как бы решая, что делать: покончить со слабым человеческим существом, а потом принять бой с воином, или же сразить воина, а потом полакомиться нежным девичьим мясом.

Между тем Нгуньчи Нгам-Гамлу, потрясая палицей, решительно спешил на выручку пленнице. Неважно было сейчас, двигала им естественная жалость к беззащитной женщине или он пытался во что бы то ни стало сохранить ее для ритуального жертвоприношения, но поступь воина была полна отваги, а на груди посверкивал талисман. Кабан, однако, был намного ближе. Успеет ли храбрый Нгуньчи Нгам-Гамлу?

И вдруг леденящий душу рев оглушил окрестности. И этого зрелища не забыть!

Пещерный медведь, о котором она столько читала и научных, и художественных сочинений, чьи кости множество раз перебирала в лабораториях, чьи клыки вызывали у нее чисто научный восторг, ибо отделен он был от нее, как ей казалось, тысячелетиями! — пещерный медведь-великан шел напролом, направляясь к ней! Вид его был настолько зловещ, что Нина, не колеблясь, предпочла бы смерть от кабаньих клыков прикосновению этого апокалиптического чудища!