Знакомый азарт пришел мгновенно. Мушни тут же забыл о простуде. Он полез в проем, держа в зубах свечу зажженной, как его учил Гиви Смыр.
Мушни оказался внизу. Он оказался у входа в просторную Залу. В середине Залы горел костер.
* * *
В свободное от работы время Нина любила полистать беллетристику о палеолите. Рони-Старший, Раймонд Дарт и Эдуард Шторх были любимы с детства. Быть может, они и помогли Нине при выборе профессии. Но помимо этой классики Нина перечитала гору американских бестселлеров, которых особенно много издавали в период расцвета движения хиппи, когда темп первобытной девственной жизни был особенно популярным.
И если строго по секрету, в особенности от Мушни, Нина пробовала свои силы в сочинении одной вещи. «Сама даже не знаю, что получится, — говорила она мне, — но надо избавиться от некоторых сомнений, излив их на бумаге». Еще призналась, что свои истории она невольно поселяет в ландшафт Хуапа, изменяя, разумеется, его фауну и флору в соответствии с тем, какими они должны были выглядеть в эпоху позднего палеолита — а уж поздний палеолит она знала. В научной достоверности этих записок я не сомневаюсь, зная обстоятельность познаний Нины, а что касается их занимательности, то она в данном случае не так важна (хотя страницы с гиенами, кабанами и пещерными медведями получились у нее просто здорово, и я с удовольствием вставил их в свой текст).
* * *
Камидат вернулся и присел рядом, но уже не поглаживал молодецки усы и не глазел на ленинградку, а держался в сторонке, смущенно и молча. Он ждал возвращения Мушни. Не мог себе позволить горец ухаживания за девушкой в отсутствие соперника. Конечно, жениться ему надо было. И если быть честным, перво-наперво мелькнула у него мысль посадить на своего скакуна русскую девушку — и умыкнуть. Спрячет ее у племянника-головореза, пока старики будут вести переговоры с ее родными о примирении.
Но сейчас молчал и вообще был готов ретироваться при первом удобном случае.
Нина встала у Стены с указкой и сказала:
— Как вас зовут? Камидат? Извините, Нур! Вот, посмотрите, Нур! У самого основания Стены — желтая глина. Затем сразу полоса заметно темнеет. Почва становится живой, — она прочла ему краткую лекцию, пытаясь объяснить смысл слоев Стены. — Как видите, тут не просто гадание на кофейной гуще, — припомнила она ему.
— Дык, я просто так сказал. Ты не думай, — покраснел Нур-Камидат.
Нина вернулась к работе. Не успела она ковырнуть с десяток раз ножом в земле — и очередной кремень не заставил себя ждать.
— Дык! — только и сказал Нур.
Одно дело, когда видишь находки в коробке, очищенные и пронумерованные. Совсем другое дело — когда при тебе их выуживают из земли.
— А сможешь выстрелить?
Джигит — и не умеющий стрелять! Но она о другом. Она подвела его к нивелиру и показала, как в него смотреть.
Нур-Камидат справился с заданием.
— Мушни задерживается, — сказала девушка.
Камидат вскочил и вызвался сходить за археологом. Он даже обуться забыл. Прихватив лопату, вполз в пещеру.
Быстро миновав место, где в прошлый раз обнаружил след, он нашел отверстие, по которому спустился Мушни. И прежде чем лезть в эту дыру, он сунул в нее сначала свое оружие — лопату. Но пока он пугал ее острием неведомого кремняка, лопата выскользнула из рук и полетела вниз. По звуку падения Камидат понял, что там неглубоко, и полез в отверстие ногами вперед.
* * *
В середине Залы горел костер. Мушни стоял на каменном завале, а пониже шел ровный пол. Напротив, за костром, светился вход в Залу с противоположной стороны. Длинные гирлянды плюща занавешивали вход. Лучи солнца золотились сквозь эту живую занавесь и пронизывали дым. И солнце, и отблеск костра, растворяясь в дыму, создавали внутри Залы таинственное освещение, которое Мушни так любил.
Взгляд его упал на левую сторону Залы. На стене была роспись. «Не работа ли Гиви Смыра», — подумал археолог и тут же заметил у огня самого Гиви Смыра с какой-то женщиной. Опять Гиви всех опередил, восхитился Мушни. И стену расписать успел. Именно Гиви любит месяцами бродить по горам, где он знает все тропы, все гроты и расщелины. Непризнанный гений, он может облюбовать камень в недоступном для зрителя месте и сделать из него свою языческую скульптуру, чтобы сразу же навсегда оставить ее там…
(Видишь, блин, как интересно я излагаю! Ты объясни своему мусье, который только благодаря смутам в нашем отечестве отхватил себе такую девушку, а то, не отвлеки нас перестройка и война, так бы мы и уступили лягушатнику нашу Сашеньку: ты-то это знаешь! — ты объясни ему (далее пусть следует скабрезное французское выражение), что рыжики — как-никак его земляки, ведь Ле Мустье, Кро-Маньон, Валлоне, Печде Азиль — все это во Франции. Так что напечатать триллер, а затем инсценировать — его патриотический долг!)
Но это был не Гиви Смыр! Это был другой человек, только похожий осанкой на открывателя Новоафонской пещеры. А то, что археолог принял за кожаную куртку Гиви, оказалось не чем иным, как одеянием из шкур. И странная пара с любопытством рассматривала Мушни. Теперь не могло быть сомнения: это были они самые: неандертальцы ли, кроманьонцы, не знаю уж точно — пусть простят меня друзья-археологи, но, одним словом, кремняки, одним словом — предки наши, еще не знавшие железа и изготовлявшие из кремня наконечники стрел, но обладавшие такими дарами от Бога, которые мы с вами охотно променяли бы на все металлы Земли и на все свои знания.
