Гаишник знал Чачхала. Знал по оперативным данным, что Чачхал частенько ездит на Северный Кавказ. Но не дело ГАИ задерживать таких дерзил. Задержать надо еще суметь. Поди знай, пошел он за оружием или же блефует! Еще в старые времена идеальный мент Коява-Старший говаривал, что, когда у преследуемого три варианта выбора, ему легко угадать, какой тот выберет. Гораздо сложнее, когда вариантов два. Если бы дерзила сейчас мог вытащить оружие из машины — раз; мог просто брать их на испуг — два; но мог решить вернуться в салон и кротко ждать там дальнейших событий — три, тогда бы гаишник точно угадал, какой из трех вариантов тот изберет. Но он понимал, что маловероятно, то есть вряд ли Чачхал рассчитывает, что, после того, как он порвал с таким трудом составлявшийся акт, ему дадут спокойно дожидаться в салоне, пока акт еще раз сочинят. Значит, он сейчас блефует. Или же вытащит оружие? Первое было бы хорошо, второе — плохо. Чачхалу оставалось шага три до машины. Милиционер решил действовать. Небрежным жестом отпустив водителя, он шагнул из будки.
— Никто тебя не боится! — крикнул он. — Мы еще встретимся!
То есть явно «давал задний». Но ему надо было выходить из ситуации более или менее достойно. И вот, воспользовавшись тем, что Чачхал остановился, полуобернувшись к нему, он решил немного поиграть взглядом, хотя после примирительного «Мы еще встретимся!» на успех уже особенно не рассчитывал. Он сделал шаг по направлению к Чачхалу. В ответ Чачхал тоже сделал шаг. Постовой отметил про себя: это хорошо, что по направлению к нему, а не к машине. И вот они встретились лоб в лоб. Мент достал свой взгляд. Но поскольку надежды было мало, взгляд у него получился слабый. А Чачхалу взгляда и доставать не надо: он всегда тут.
Скрестились два взгляда. Точнее, нахохлившись и оскалившись, эти взгляды остановились друг против друга. Но один из них явно уступал другому. Когда взгляд пытается быть грозным — это верный признак того, что он сейчас, сию минуту, вовсе не грозный… Он, конечно же, может стать грозным, если не встретит взгляд спокойных черных глаз Чачхала из-под густых бровей. А именно такой взгляд встретился со взглядом милиционера, еще не успевшим перестроиться на грозный.
Гаишнику пришлось отступить. Он только и смог, что, отводя взгляд, для приличия сделать вид, будто просто покосился в сторону машины. А фразу «Смотрит, как Ленин на буржуазию!» пробормотал не агрессивно, а, скорее, ворчливо.
Раз мент дал задний ход, Чачхал сел рядом с водителем, распорядился трогаться и вернулся к резьбе по дереву. И они поехали.
— Тяжело в деревне без нагана! И с наганом тоже тяжело, — сказал он, закуривая зазипу, которой придется занять в нашем повествовании достойное место.
Руслан был в восторге.
— Ахахайра! Хайт! Хайт! — воскликнул он, хотя боевой клич уместнее было издать пару минут назад.
— Никогда не доводи дело до бумаги! — назидательно произнес Чачхал, а потом подумал, что волнения, выпавшие на долю водителя, дают тому право знать, куда следует везти беспокойных пассажиров, и открыл маршрут.
Однако радость — легко, мол, отделались — была у водителя отравлена пониманием, что гаишник передаст о случившемся по линии и уже у следующего поста ГАИ их будут ждать другие стражи порядка.
— Все путем! — сказал Чачхал и распорядился сойти с трассы и ехать в обход.
Но по Анухвской дороге! На новенькой машине по этим ухабам!
Нур-Камидат вынул из кармана документ и положил на Гладкий Камень, предварительно сдув с камня пыль. Собирался было и медаль отцепить от рубахи, но раздумал. Вряд ли это растрогало бы ленинградку.
— Зверем запахло, — произнесла она.
— Что она сказала? Медведем запахло? — рука Нур-Камидата невольно потянулась к тому месту, где висел нож.
— Зоопарком запахло, — сказала Нина, обращаясь к Мушни. — В Осетии был со мной такой случай. Захожу в пещеру и тут же чую запах. Прохожу несколько шагов: еще пар шел от того места, где он только что сидел…
Камидат, решив, что его приняли за робкого, со всей решительностью вскочил на Стену.
— Это был медведь? — спросил он.
— Может, медведь, а может, рыжик.
— Что за рыжик? — задержался у входа в пещеру гость.
— Неандерталец, — ответила ему Нина.
Или сказала: кроманьонец. Сашель, обязательно уточни, это важно!
— Сколько этому клыку, Мушни? Восемь лет, говоришь? — Нур-Камидат нагнулся и заглянул в лаз пещеры, словно оттуда должен был появиться косолапый.
— Восемь тысяч лет.
— Дык…
— Этого медведя давно нет в природе, Камидат.
— Нур, — поспешил поправить его гость. — Дык… — И его штаны исчезли в лазе пещеры.
— Прихвати свечу, она у входа справа! — крикнул ему Мушни.
Гость высунулся и взял свечу.
— Эй, косолапый, выходи, коли смелый! — раздался из пещеры голос джигита. Он хоть и храбрился, но про медведя не забывал.
* * *
Археологи, облегченно вздохнув, принялись за работу.
Мушни указал коллеге на то обстоятельство, что в пределах 4А мелкий известняк тянулся полумесяцем между суглинком и почвенным слоем.
Между тем, читатели, на прежнем отрезке он был на уровне 3Б. Некоторое время они внимательно изучали отрезок, сверяя его с картой. Нина сделала заключение: стало быть, в среднем палеолите вода вымывала пол не снаружи вовнутрь, а…
