Контрабандисты Гора - [13]

— Полтарска.

Сказано это было вроде бы на английском языке, но я его не поняла. Затем он отвёл от меня взгляд. Это был он! Тот самый мужчина из магазина, с которым я столкнулась несколькими неделями ранее. Разумеется, я моментально узнала его. Ведь после того раза я видела его тысячи раз, в воспоминаниях, в мимолётных фантазиях, во снах. Но даже в этих своих грёзах я не лежала голой и связанной у его ног. Чуть позже была проведена короткая церемония, или то, что я приняла за церемонию. Смотанную плеть поднесли к моим губам и потребовали её поцеловать, а потом мне приказали повторить «Ла кейджера». Я с готовностью подчинилась и выполнила оба требования. Разве я не слышала хлопок плети? Конечно, я боялась её, и совершенно не жаждала на собственном опыте испытать, каково это почувствовать такой удар своей кожей. И всё же, и что ещё более важно и интересно, хотя я едва осмеливалась допускать такие мысли в то время, я была взволнована тем, что прижалась губами, нежно и покорно, к той властной и строгой коже. Я была напугана, но, одновременно с этим, я чувствовала, что мне, так или иначе, была дарована привилегия сделать это. Я подозревала, что плеть подносили не к любым губам. Плеть была очевидным знаком, символом доминирования. Есть ли более подходящий способ, которым рабыня могла бы выразить и признать своё подчинение, своё уважение и благодарность, своё принятие и празднование своей безоговорочной сдачи перед бескомпромиссной энергией доминирования, о которой она так долго тосковала? А разве я сама, в течение долгих лет, начиная с вступления в возраст половой зрелости, не ждала такой возможности? Так что, я впервые поцеловала плеть, лежа на спине, нагой и связанной, поднимая мою голову ей навстречу, и сделала я это нежно, покорно и с благодарностью. Конечно, обычно плеть целуют, стоя на коленях. Я не знала значения слов «Ла кейджера», но при тех обстоятельствах догадаться об их посыле было нетрудно. Это, кстати, были первые слова, которые мне предстояло изучить на своём новом языке, на гореанском, на языке моих хозяев. «Ло кейджер» и «Ла кейджера» можно перевести как «Я — раб» и «Я рабыня». «Ло кейджер», само собой — мужской род, и относится к рабам мужчинам, а «Ла кейджера» — к женской части невольников. Соответственно, первое можно было бы понимать как «Я — самец раба», а второе как «Я — самка раба». Возможно, лучшим переводом на английский язык выражения «Ла кейджера», учитывая то презрение, с которым к нам относятся, поскольку мы — товар, животные для работы и получения удовольствий, можно считать «Я — рабская девка». Когда я очнулась на деревянном полу, в просторном помещении с высоким потолком, осознала себя голой, одной среди многих, уложенной так, чтобы меня было удобно связывать, то сразу, едва смогла мыслить логически, поняла, что я и все остальные были отобраны. Ну а раз уж нас каким-то образом отобрали, то, я предположила, нас оценили, а оценив, признали приемлемыми.

Но для чего нас признали приемлемыми?

В тот момент, когда узлы на шнурах, опутавших мои запястья и лодыжки, были затянуты, осталось немного сомнений относительно этого вопроса.

А потом меня перевернули на спине, и я увидела его. Я предстала перед ним голой, связанной по рукам и ногам, распростёртой у его ног.

Это был он, тот самый незнакомец из магазина!

Я ни на мгновение не забывала его.

Насколько отличалась эта наша встреча, от той, что произошла в магазине!

— Полтарска, — бросил он и отвернулся.

«Помнит ли он меня», — задавала я себе вопрос. Возможно да, возможно нет. Откуда мне было это знать? Нас было много, уложенных на полу в несколько рядов.

Я часто думала, что он должен был помнить меня. Иногда меня охватывало дикое раздражение. Как он посмел не помнить меня! Как он мог забыть? Разве не он сделал это со мною? Не он ли принёс меня к моим цепям? Кто, как не он был ответственен за такое радикальное преобразование моего статуса, моей жизни, моего будущего? Кто ещё мог быть причиной моего унижения и деградации? Разве не его я должна ненавидеть больше всего на свете! Разве не должна я сожалеть о своём состоянии, настолько беспомощном и безвозвратном! А ведь я ещё и нахожусь на другой планете! В такие моменты я часто стискивала свои цепи и что было сил, встряхивала их. Впрочем, вероятно, он переправил сюда и других, возможно, сотни мне подобных, рутинно приведя их к подобным тягостям и бедствиям. Скорее всего, я ни в чём не являюсь особенной. Теперь я изучила это. Возможно, он не помнит меня. Разве я — не всего лишь никчёмная «шлюха в ошейнике», одна из многих, как мне это сообщили? Впрочем, что да, то да. Я — она и есть, только это, и ничего более. Почему меня нужно помнить? Разве выражение «шлюха в ошейнике», не достаточно информативно? Думаю, более чем. Оно отлично просвещает меня о том, кто я, что я, и для чего я.

Насколько отличаются мужчины этого мира от моих бывших знакомых мужского пола, коллег, сотрудников и так далее! Рискну предположить, что на Земле должны быть истинные мужчины, возможно, много. Но где они? Почему я никогда не встречала ни одного из них? Полагаю, ответы на такие вопросы очевидны. На Земле культура построена таким образом, чтобы унизить, повредить, уменьшить, подчинить и смирить мужественность. Мужественность должна быть аннулирована и преодолена, поскольку она является препятствием для успеха воинствующих патологий. Почему мужчина должен стыдиться своих чувств и желаний? И почему своих чувств и желаний должна стыдиться женщина? Действительно ли потребовались десятки тысяч поколений, чтобы обнаружить, что природа была ошибкой? Не странно ли объявлять о подрывном характере своей природы, стыдиться, отрицать и бороться с мужественностью или женственностью? Неужели кто-то найдёт привлекательным хромого льва или ядовитую розу? Мужчины Гора, во многих аспектах, ничем не отличаются от землян, поскольку они являются представителями одного и того же вида Гомо Сапиенс, если не его разнообразных рас. Ну разве что, я предполагаю, что среднестатистический гореанин может быть крупнее, сильнее, быстрее, выносливее, умнее и так далее, если сравнивать его с теми из землян, которых переправили на эту планету, но на Земле тоже найдётся немало мужчин, я в этом уверена, столь же крупных, сильных, быстрых, выносливых и умных как их гореанские собратья по полу. Как мне кажется, разница, и весьма значительная кроется в иных вопросах, по-видимому, имеющих отношение к культуре. Гореанская цивилизация не находится в состоянии войны с природой, она с ней объединяется. На Горе мужчина склонен быть уверенным, творческим, самодостаточным, амбициозным, агрессивным собственником и доминантом. Никто не пытается убедить его, что быть самим собой неправильно. На Горе, к примеру, в противоположность социальным технологиям Земли, не видят никакого смысла шельмовании, отрицании, унижении или отторжении сексуальности. Здесь культура не предписывает в интересах странных меньшинств, стыдящихся их собственных тел и фальсифицировать природу.