Контрабандисты Гора - [14]

Помещение было большим. Пол покрывала солома. Череда ступеней вели к зарешеченной двери почти под самым потолком. Тут и там в стену были вмурованы железные кольца, к которым были прикованы некоторые из нас.

Я раздета. Точно так же, как и остальные. Кому придёт в голову одевать животных?

Цепи тяжёлые. Они удержали бы мужчину. Для таких как мы было бы вполне достаточно лёгких тонких цепей.

На мне клеймо. Это — красивая отметина. Её выжгли высоко на моём левом бедре, чуть ниже ягодицы. Не думаю, что на этой планете меня теперь с кем-нибудь могли перепутать. Я отмечена более чем ясно. Нет, в этом мире, а возможно и в любом другом, меня точно ни с кем не спутают.

Скоро они принесут кашу.

Меня уже давно мучил голод.

Я давно осознала себя женщиной, которая стремилась подчиняться, принадлежать, быть покорной собственностью, служить, стремиться угодить, быть объектом для наказаний. Я давно осознала себя естественной и законной рабыней.

Настолько ли это ужасно?

Что неправильного в том, чтобы быть собой?

Возможно ничего.

Я не претендую говорить от имени других. Но почему тогда они должны говорить от моего имени?

Я никогда не хотела отношений с мужчиной, который был бы мне ровней. А может, стоит спросить шире, какая женщина хотела бы этого? Каким жалким был бы такой мужчина, чего, кроме презрения заслуживал бы такой предатель своей природы. Уж лучше быть покорной собственностью того, кто несравнимо превосходит меня, естественного, сильного, доминирующего и зрелого, того, кто рассматривал бы меня, как ту, кем я была, и поступал со мной соответственно, как ему захотелось бы, для кого я могла бы быть только рабыней. Но на Земле я так ни разу и не встретила, да и не ожидала встретить такого мужчину, мужчину достаточно сильного, чтобы разглядеть во мне ту, кем я была, и делать со мной то, что должно. Когда-то я думала, что таких мужчин существовать не может. Но здесь, к своему ужасу, я нашла именно таких мужчин, которые не видели никаких проблем в том, чтобы взять таких как я в свои руки, заклеймить, надеть ошейник и обучить в соответствии со своими вкусами и желаниями, выдрессировать тщательно и бескомпромиссно, как любое другое животное, коими мы теперь являлись. Теперь я стою на коленях перед такими мужчинами и сознаю себя рабыней, правильно и законно. Они не оставляют мне выбора. Но я и не хочу, чтобы мне его оставляли. Они привели меня к моему истинному «Я». Я довольна.

Почему же тогда они так презирают меня, меня, носящую их ошейник, такую слабую и беспомощную?

Могу ли я что-то поделать с тем, что не являюсь одной из их великолепных свободных женщин? Интересно так ли уж я отличаюсь от них? Не может ли быть так, что под их одеждами прячутся точно такие же рабыни?

Вчера вечером меня продали. Я предполагаю, что многие женщины, по крайней мере, на моей прежней планете, не могут себе даже представить, что их можно продать. Это интересно, если вспомнить тот факт, что нами торговали, нас продавали, дарили и обменивали в течение нескольких тысячелетий и, несомненно, в течение многих тысячелетий, прежде чем отчёты о таких сделках были нацарапаны на коре или выдавлены в табличках сырой глины. Так ли было необычно в истории, быть обмененной на ячмень или корову, на овцу или свинью, на слитки железа или горсть звонких металлических кругляшей? А разве женщин не рассматривали, причём достаточно часто, в качестве трофея, который можно было бы разделить среди победителей, или продать с аукциона в чужих столицах? Да что там простые женщины, разве в королевских домах принцесс не меняли на земли, союзы и власть? Разве не случалось дочерям богатеев служить обеспечением сделки? И разве мы сами весьма часто не стремились торговать собой ради своей собственной выгоды? Не искали ли мы, так сказать, золотую кровать и того, кто предложит самую высокую цену? Однако, одно дело торговать собой как товаром ради своей собственной выгоды, при этом со всей возможной страстью отрицая это, и совсем другое найти себя признанной товаром, недвусмысленно и бесспорно, открыто и объективно, и быть проданной ради прибыли других.

Странное это чувство, особенно вначале, понять, что тебя продали, что ты теперь принадлежишь кому-то другому, настолько же, насколько могли бы принадлежать свинья или ботинок.

Между тем, мне сказали, что к этому быстро привыкаешь. Подозреваю, что на Горе редко можно встретить девушку, которая была бы продана лишь однажды. Зачастую уже после первой продажи рабынь волнует не столько сам факт продажи, не то, что тебя продали, поскольку все они прекрасно сознают, что они — рабыни, сколько качество рынка, категория, в которой продают, скажем, как кувшинную девку или как рабыню для удовольствий, цена, которую могут за тебя предложить, особенно по сравнению с другими, и, конечно, характер покупателя, скажем, частное лицо, на что надеется большинство если не все, или ферма, таверна, муниципалитет и так далее Иногда кейджеру покупают для себя, иногда для перепродажи. Девушка, дёшево купленная на одном рынке, может быть перепродана в другом месте со значительной прибылью. Очевидно, что состояние рынков тщательно отслеживается, информация о ценах и тенденциях передаётся и обменивается. Мне говорили, что у больших торговых домов есть свои источники информации, которым могли бы позавидовать даже враждующие Убары.