Капитан Арена - [77]

— Спросите, — сказал он, — у любого здешнего крестьянина, и он совершенно убежденно ответит вам, что это дух Мюрата наведывается в Пиццо.

— Ну а вы, что вы мне ответите? — с улыбкой спросил я его.

— Что касается меня, то я отвечу вам, что вот уже двадцать лет эта буря ни единого раза не преминула посетить нас в определенный день и час, а уж из этого утверждения вы как француз и как философ сами сделаете вывод, какой вам будет угоден.

С этими словами кавалер Алькала удалился, несомненно опасаясь новых настойчивых расспросов с моей стороны.

Прошел весь день, а сперонара так и не появилась; испытывая легкое беспокойство, мы, не спуская глаз с Тропеа, оставались на террасе крепости, пока не угас последний луч света. Рассчитывая на то, что ветер переменится к лучшему, мы, как было сказано, отправились в путь лишь с несколькими луидорами, и, если неблагоприятная погода продлилась бы, наша казна должна была вскоре истощиться. В довершение несчастья, когда мы вернулись в гостиницу, погонщик мулов заявил, что на следующий день нам не следует на него рассчитывать, так как на его взгляд мы чересчур отважны и это чудо, что нас до сих пор не убили и его вместе с нами, если учесть к тому же, что мы зовемся французами, а французы оставили в Калабрии не слишком добрую о себе память. Мы попытались убедить его дойти с нами до Ко-зенцы, но все наши просьбы оказались напрасны; и тогда, расплатившись с ним, мы кинулись на поиски другого погонщика мулов.

Дело, как выяснилось, было нелегким, и не потому что такие люди отсутствовали, просто в Пиццо животное сменило название. Повсюду в Италии я слышал, как мулов называют muli, и продолжал именовать это животное так же; но никто меня не понимал. Тогда я попросил Жадена взять карандаш и нарисовать покрытого попоной мула. Наш хозяин, к которому мы обратились, с большим интересом следил за тем, как этот рисунок создавался, а когда он был готов, воскликнул:

— A-а! Una vettura.

В Пиццо мула называют vettura (это мое предупреждение филологам, а главное — путешественникам).

На следующий день, в шесть часов, наши два vettura были готовы. Опасаясь со стороны нового проводника той же нерешительности, какую нам довелось испытать со стороны того, кто нас покинул, мы завели предварительный разговор на эту тему; но проводник в ответ удовольствовался тем, что показал нам свое ружье, которое он носил через плечо, и сказал:

— Куда пожелаете, как пожелаете, и в тот час, когда пожелаете.

Оценив этот поистине спартанский лаконизм, мы в последний раз посетили террасу, дабы удостовериться, что сперонары не видно; затем, разочарованные и на этот раз тоже, вернулись в гостиницу, сели верхом на мулов и двинулись в путь.

Наш проводник вскоре сам объяснил нам, откуда у него такая лихость в характере: он был настоящим пиц-циотом. (Прощу прощения у Академии, если я даю жителям города имя, которое, по всей вероятности, не существует.) Дело в том, что позиция, занятая Пиццо в отношении Мюрата, остальной частью населения Калабрии оценивалась, надо сказать, весьма неодинаково. К этому изначальному разногласию, порожденному политическими настроениями, добавились милости, которыми был осыпан город и которые вызвали чувство зависти; так что жители Пиццо (я не решаюсь повторить использованное выше слово), едва выйдя за пределы своей территории, сталкиваются с враждебностью соседствующего населения. По этой причине они с раннего детства выходят из дома вооруженными, с молодых лет привыкают к опасности, а привыкнув к ней, вообще перестают испытывать страх. В этом отношении, то есть в отношении отваги, другие калабрийцы, почти всегда именуя их traditori[23], целиком воздают им должное.

Так, следуя по дороге и беседуя с нашим проводником, мы узнали от него о деревне под названием Вена, сохранившей чужестранный костюм и язык, которого никто в Калабрии не понимает. Эти два обстоятельства вызвали у нас желание увидеть Вену; однако проводник предупредил нас, что постоялого двора мы в этой деревне не найдем, а потому нечего и думать о том, чтобы там остановиться: придется просто заглянуть в нее. Тогда мы поинтересовались, где можно сделать остановку на ночь, и наш пицциот указал нам селение Майда, самое близкое к Вене, в котором в крайнем случае синьоры смогут переночевать; поэтому мы попросили его свернуть с большой дороги и отвести нас в Майду. Поскольку наш проводник был самым покладистым парнем на свете, никаких затруднений с таким изменением маршрута не возникло: просто мы на один день позднее должны были прийти в Козенцу, вот и все.

В полдень мы остановились в деревушке, называвшейся Фондако дель Фико, чтобы дать передохнуть верховым животным и попытаться пообедать; затем, после часовой остановки, мы снова отправились в путь, оставив большую дорогу слева и углубившись в горы.

Вот уже три или четыре дня, как страх умереть от голода на постоялых дворах почти отступил; мы оказались в горном районе, где растут каштаны, и, так как наступала пора сбора урожая с этих деревьев, мы, опережая ее на несколько дней, набивали карманы каштанами; прибыв на постоялый двор, я отдавал жарить каштаны в золе и потом ел их, предпочитая жареные каштаны макаронам, к которым мне так и не удалось привыкнуть и которые часто являются единственным блюдом, доступным хозяину: ничего другого при всем своем желании он предложить не может. И на сей раз, как всегда, я поостерегся нарушить эту привычку, ибо заранее составил довольно посредственное мнение об ожидавшем нас пристанище.