Рассказ о писателе принято начинать с изложения его биографии, которая как бы высвечивает истоки и побудительные мотивы творчества. Правда, поэт Владимир Корнилов заметил во время недавней советско-итальянской писательской встречи, что в творчестве Достоевского биография и даже трагический суд над петрашевцами сыграли роль второстепенную. Определяющим было обостренное до крайности, болезненное восприятие окружающего мира и поистине сверхъестественное проникновение в потаенные глубины человеческой психологии. Истинный писатель — прежде всего сын гармонии, утверждает Корнилов.
И все же автор этой статьи убежден, что проследить творческую эволюцию в высшей степени своеобразного итальянского писателя Джузеппе Бонавири вне связи с его биографией невозможно — столь сильны в его книгах «зримые отпечатки памяти».
Первый из пятерых детей портного Нанé Бонавири и донны Папé Казаччо, будущий врач-кардиолог по профессии и поэт по призванию Джузеппе Бонавири родился в 1924 году в сицилийской деревушке Минео, что неподалеку от Катании и вулкана Этны.
Прокаленная солнцем в летние дни и обдуваемая холодными ветрами, исхлестанная ливнями зимой, деревня эта примостилась на склоне некогда зеленых, сплошь поросших кустарником, а теперь облысевших, почти голых гор. Жилось там семье Бонавири, как и большинству их односельчан, тоскливо и голодно. Даже вода была на вес золота: до реки Фьюмекальдо надо было идти добрых три километра по горной тропе. Зимой, когда дороги утопали в непролазной грязи, воду хранили в погребах, вырытых прямо в земляном полу. Работали в Минео по-черному от зари до зари и развлечений особых не знали, но эта деревушка недаром была знаменита на весь остров своими поэтами и сказочниками. Отец Бонавири, едва умевший читать и писать, по ночам тайком от близких и друзей сочинял стихи, а мать, окончившая всего три класса, славилась как непревзойденная сказительница (об этом читайте рассказ «Мамино детство»). По словам самого Бонавири, она была ходячим сицилийским Декамероном. С детских лет у Джузеппе Бонавири возникла нерасторжимая связь с родной землей, с окружающими горами, и он окунулся в мир безудержной фантазии, где парил свободно, легко и мог повелевать пространством и временем.
Добавлю, что космическое видение мира начиная с 60-х годов становится доминирующим в творчестве Бонавири и пребывает в неразрывном единстве с поэтическим восприятием действительности, часто весьма неприглядной.
Роман «Портной с главной улицы» (1954) пронизан воспоминаниями детства, о котором рассказано с такой теплотой, что мы лишь между строк можем прочесть, как нелегко порой приходилось маленькому Бонавири. Дед по материнской линии Чиччо Пидуккьо заставлял десятилетнего Джузеппе работать на поле с пяти утра и до позднего вечера. В награду за труды мальчуган получал миску бобового супа, макароны и, если повезет, горсть сушеного инжира. Бывало, суровый дедушка милостиво разрешал внуку передохнуть: совсем исхудал малый, в чем только душа держится, глядишь, и стойла чистить не сможет. И не было для Джузеппе большей радости, чем на денек обрести детство — побродить с друзьями по родным горам и долинам.
Природу Джузеппе Бонавири с детских лет воспринимает как живое существо, переменчивое и таинственное, порой доброе, а порой и злое. Он и его сверстники играют не среди оливковых рощ, кактусов, камней и песка, а с ними: это с ними, как с приятелями, они ссорятся и мирятся, соперничают и делятся всеми бедами и радостями. Дети, как правило, инстинктивно очеловечивают природу, и особенно благоприятствует этому сказочная земля Сицилии. Жизнь крестьян монотонна, уныла, самые большие события для них — религиозные праздники и карнавальные шествия, зато природа этого выжженного солнцем края дарит чудеса и когда-нибудь — как же в это не верить? — принесет им благополучие, а быть может, и богатство. Не отсюда ли присущие большинству сицилийцев вековечный фатализм и терпеливое ожидание чуда?
Однако, как часто случается в этой жизни, в чудесную сказку ворвалась жестокая реальность — детство и юность Джузеппе Бонавири пришлись на годы фашизма и второй мировой войны.
Впоследствии итальянская критика обвиняла Бонавири в том. Что его первый автобиографический роман лишен примет времени и истории: там вообще не упоминается ни о фашистах, ни о коммунистах, хотя действие и развертывается в предвоенные годы, когда муссолиниевская Италия уже вступила в тесный союз с гитлеровской Германией. И вместе с тем роман неизменно сопровождали в литературоведении такие эпитеты, как «неореалистический» и «социально ангажированный». Нет ли тут противоречия?
Думается, ближе всех к пониманию феномена Бонавири подошел итало-американский критик Франко Дзангрилли. Вот что он пишет в своей книге «Бонавири и время»: «Рецензенты в разные периоды причисляли его прозу к неореализму, символизму, фантастике, метафизике, позднему барокко, но это зачастую лишь отдаляло их от подлинной сути творчества Бонавири. Его книги не предназначены для легкого чтения, они требуют от читателя концентрации мыслительных усилий, поскольку соединяют в себе упрямую привязанность автора к реальности, мифологическое восприятие микрокосмоса, именуемого Минео, и богатый опыт научных знаний, накопленных современной культурой».