Каменная река - [5]

— Что, что! — огрызнулся Тури. — Вон они, солдаты, у колодца дона Джованни Казаччо. Человек пять, кажись.

— Вижу, вижу, — подхватил Чернявый. — И винтовки за плечами.

— Скажешь тоже — винтовки! — фыркнул я. — Это у них погоны такие.

Нахалюга предложил нам всем перебраться в ближнюю пещеру, чтобы получше разглядеть солдат у колодца. Только осторожно, а то засекут.

Один за другим мы вылезли из кустов и поползли по раскаленной земле. Маленькая тропинка, вьющаяся среди оливковых деревьев, привела нас к скалистому выступу. Издалека мы услышали, как колокола на нашей церкви пробили полдень.

— Я же говорил, что-то у них болтается за плечами! — воскликнул Чернявый. — Это котелки…

Отсюда весь лагерь просматривался как на ладони. Сквозь терновник нам было видно, как налетевший ветерок шевелит листья на оливковых деревьях.

— А вон в той долине пожар, — сказал я.

Друзья проследили за моим вытянутым пальцем.

— Ух ты, вот это котел! — воскликнул Тури. — Чтоб его вскипятить, надо развести огонь до неба. Поди-ка накорми такую ораву!

Солдаты группками направлялись к полевой кухне; пламя в костре бушевало так, что даже земля вокруг раскалилась.

— Обедать пошли, — заключил Чуридду. — Неужто они с нами воевать будут?

Никто ему не ответил. Мы не отрывали глаз от солдат, все подходивших к очагу с ведрами. До нас доносился глухой, словно бульканье воды в воронке, звук голосов: слов на таком расстоянии разобрать было нельзя.

— Что они, погромче говорить не могут? — возмутился Золотничок.

Солдаты с засученными рукавами и фуражками под мышкой суетились у костра. От кухни они цепочкой тянулись в оливковую рощу и садились в тени, прямо на склоне. Оттуда слышались звяканье ложек о котелки, чавканье, отрыжки.

— Хорошо тут, прохладно, — сказал один.

— Опять бурду подсунули! — проворчал другой. — Вечно мясо вынимают недоваренным.

Мы навострили уши; Тури даже ладонь к уху приложил, чтоб ни слова не пропустить. Но лица солдат были скрыты от нас, и Чуридду свесился вниз, рискуя сорваться в пропасть.

— Смотри, грохнешься и шею себе свернешь, — сказал я ему.

Солдаты, пообедав, улеглись под деревьями и распустили ремни.

Тени стали короче, спрятались в почерневшем жнивье и в опаленной солнцем листве олив.

Голоса смолкли.

— Должно, уснули в тенечке, — догадался я.

— Да нет, они залезли в палатки, — возразил Тури.

Лысая гора отсюда казалась нам муравейником: по всему ее склону сновали солдатики в своих мундирах цвета соломы; костер уже погасили, лишь редкие искры летали в воздухе.

— Чего же они в трубу не трубят? — недоумевал Золотничок.

— Дурья твоя башка! — напустился на него Тури. — А если в долине притаилось вражеское войско?

— Ну и что?! — воскликнул Нахалюга. — На то и война, чтоб воевать. Не в прятки же они сюда играть пришли?

Тури растерянно поглядел на нас, не зная, что ответить.

— Мне наплевать, зачем они сюда пришли, — заявил я. — Ведь мы-то и вправду пришли играть. Давайте поглядим, что дальше будет.

Но Чернявый со мной не согласился: пускай солдаты делают что хотят, а он лично хочет жрать.

— Полезли за инжиром! — предложил он. — Пока крестьян нет, наедимся до отвала. Кто со мной?

С ним пошел Золотничок. Сквозь заросли ежевики и репейника они стали подкрадываться к инжиру дона Джованни Казаччо.

— Не хотите — не надо, нам больше достанется, — сказал напоследок Чернявый и скрылся в кустах.

Но мы были так взволнованы предстоящими военными действиями на Лысой горе, что пропустили мимо ушей предупреждение Чернявого.

— Там, в деревне, поди, и не знают про солдат, — сказал Чуридду.

— Как же, не знают! — возразил Тури. — А секретарь фашистов на что?

Между тем в лагере наступило время отдыха.

— А эти, под нами, все еще сидят или тоже улеглись? — спросил я.

Нахалюга вместо ответа схватил горсть камней и швырнул их в заросли ежевики. Камни с грохотом покатились по склону.

— Ты что, спятил? — Тури дернул его за рукав. — Сейчас нас всех перестреляют!

К счастью, выходка осталась без последствий; в горах наступила тревожная тишина, даже цикады вдруг примолкли.

— Надоела мне эта игра, — сказал Чуридду.

— Так чего же ты здесь торчишь? — обозлился я. — Шел бы, как всегда, с матерью тряпье собирать.

Но мне и самому наскучило глазеть на это море палаток и летающие над ними искры. Один Тури упорно шарил взглядом по Лысой горе. Он был уверен: что-то еще должно произойти, не могло же такое удивительное происшествие кончиться ничем.

Внезапно где-то совсем близко раздался пронзительный свист.

— Это еще кто? — вздрогнул Чуридду и поспешно нырнул в кусты.

Немного спустя мы услышали тихое потрескивание веток. Не иначе, это Чернявый, подумал я. И впрямь Чернявый с Золотничком, раздутые как бочки, вылезли из зарослей, расстегнули штаны и, будто справив большую нужду, наложили на землю спелого инжира.

Мы стали прыгать вокруг этой огромной липкой кучи.

— Палермский инжир! — торжествующе объявил Нахалюга. — Во рту тает. Только руки берегите, а то распухнут от сока.

— Учи ученых! — буркнул Тури, раскладывая инжир на большом валуне.

Я принялся отгонять черных муравьев, которые откуда ни возьмись налетели на нашу добычу. Нахалюга мне помогал.