Капитан Арена - [79]

Таков был рай, где нам надлежало чувствовать себя ангелами.

Наш провожатый вошел первым и обменялся вполголоса несколькими словами с нашей будущей хозяйкой, а затем с сияющим лицом вернулся сообщить нам, что, хотя синьора Бертасси и не имеет привычки принимать путешественников, она из милости к нашим превосходительствам соглашается поступиться своими привычками и предоставить нам еду и ночлег. Впрочем, если послушать нашего провожатого, то нам была оказана такая великая честь, что было бы верхом невежливости отказаться от нее. Вопрос, покажемся мы синьоре Бертасси вежливыми или невежливыми, был, как можно догадаться, второстепенным для нас; однако, справившись у нашего пицциота, мы поняли, что, в самом деле, во всей Майде нельзя найти ни одного постоялого двора и, вполне возможно, ни одного столь же удобного дома, как тот, что нам предлагался. Вот тогда-то мы и решились войти и оглядели обстановку внутри него, от которой, понятное дело, волосы вставали дыбом.

Впрочем, хозяйка, несомненно благодаря откровениям нашего чичероне, была очаровательна в своей учтивости. Она бросилась в заднюю часть комнаты, служившую одновременно столовой, гостиной и спальней, и кинула в камин охапку хвороста; и тут при свете пламени, заставившего ее отступить, мы обнаружили, что существо, принятое нами за овчарку, оказалось парнем лет восемнадцати-двадцати. В ответ на такое вторжение в привычный ему уклад жизни он ограничился жалобными стонами и удалился на скамеечку у самого дальнего угла камина, причем все это сопровождалось затрудненными и замедленными движениями впавшей в спячку рептилии. Тогда я спросил у синьоры Бертасси, где находится предназначенная нам комната; она ответила, что это как раз и есть та самая комната и что я с Жаденом лягу на хозяйскую кровать, а она и брат (кретин был ее братом) будут спать у огня. Возразить женщине, приносившей нам такие жертвы, было нечего.

Я взял себе за правило принимать любые жизненные ситуации, не противясь неизбежному, а наоборот, пытаясь тотчас извлечь из обстоятельств по возможности наилучший результат; так вот, мне представилось ясным как день, что из-за крыс на чердаке, свиньи в лавке и множества другой живности, которая, должно быть, населяла спальню, нам не удастся заснуть ни на минуту: на этом надо было поставить крест; я так и сделал и перевел разговор на ужин.

В доме имелись макароны, которых я не ем; была возможность, поискав хорошенько и пожертвовав деньгами, получить курицу или индюшонка; наконец, сад, расположенный за домом, таил в себе несколько видов салата. Со всем этим и вдобавок с каштанами, которыми были набиты наши карманы, на королевский ужин рассчитывать не приходилось, но и нельзя было умереть с голода.

Да простятся мне все эти подробности: я привожу их ради несчастных путешественников, которые могут оказаться в ситуации, подобной нашей, и, наученные нашим примером, сумеют, быть может, выпутаться из нее лучше, чем это сделали мы.

Я резонно полагал, что уйдет некоторое время на то, чтобы воссоединить различные составные части нашего ужина, и потому решил никого не оставлять без дела. Хозяйке я поручил приготовить макароны, чичероне — найти курицу, кретину — достать небольшой кусок бечевки, Жадену — колоть каштаны, а сам отправился собирать салат. В итоге через десять минут каждый выполнил свое задание, за исключением Жадена, которому пришлось устанавливать мир между свиньей и Милордом; но пока шли другие приготовления, время, потерянное по этой части, было наверстано.

Макароны стояли на огоне; птица, преданная смерти, несмотря на ее возражения по поводу того, что она курица, а не цыпленок, была подвешена на бечевке за обе лапы и начала вращаться; ну и, наконец, салат, должным образом вымытый и очищенный, дожидался, пока его заправят в салатнице, отмытой в трех водах. Позже станет понятно, как, несмотря на все эти предосторожности, я остался голодным и почему Жадену удалось поесть только макароны.

Тем временем стемнело, и зажгли две лампы: одну, чтобы освещать стол, другую, чтобы освещать подачу блюд; как видите, наша хозяйка все делала с размахом.

Подали макароны: к счастью для Жадена, это было первое блюдо; он съел их и нашел замечательными; что касается меня, то я уже говорил о своей неприязни к такого рода еде и потому остался лишь наблюдателем.

Настал черед цыпленка: поворачиваясь как волчок, он подрумянился в самый раз и выглядел как нельзя более аппетитно; подойдя к очагу, чтобы обрезать бечевку, я увидел брата хозяйки, который, по-прежнему лежа в пепле, перемешивал над огнем что-то непонятное в маленькой глиняной миске. Я имел несчастье бросить любопытствующий взгляд на его своеобразную кухню и понял, что он с большим тщанием собрал внутренности нашей птицы и жарил их. Безусловно, это было страшно смешно, но при виде такого зрелища я уронил цыпленка в поддон под вертелом, чувствуя, что после увиденного не смогу есть никакого мяса. Жаден, ничего не замечая, справился о причине моей задержки с жарким. А я, на беду, зажав платком рот, отвернулся в сторону ковровой перегородки, не в силах в ту минуту ответить ни единого слова на вопросы Жадена; тогда, поднявшись, он сам пошел посмотреть, в чем дело, и увидел злосчастного кретина, с жадностью пожирающего свое ужасное фрикасе. Это погубило Жадена: он отвернулся в другую сторону, бранясь на чем свет стоит, пуская в ход все ругательства, какие мог предоставить ему прекрасный и богатый французский язык. Что же касается кретина, который даже не подозревал, что стал причиной этих двух вспышек, то он не терял время и, когда мы обернулись, уже покончил со своей трапезой.