Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии - [112]
Участие Юрия Трапезундского в противостоянии воеводе не ограничилось организацией карательных мер. Связи в Москве, знакомство с чиновничьим миром, правилами подачи челобитных определили повышенное внимание к нему мятежников при их обращении к высшей власти. Можно предположить, что Юрий Трапезундский рассказал своим новым сподвижникам о былом величии, высоком положении в обществе и многочисленных связях. Юрию Трапезундскому доверили ответственное поручение — оправдание бунтовщиков перед чиновниками и государем. Казачий крут во главе с И. Бунаковым направил Юрия Трапезундского в Москву с петицией, в которой перечислялись «неправды» О. И. Щербатова. Дабы подчеркнуть полную лояльность верховной власти, мятежники отправили в столицу собранный предшествующей администрацией «ясак». По настоянию руководителей восстания Юрий Трапезундский привез конфискованные у воеводы О. И. Щербатова меха (которые сам помогал ему собирать) в качестве доказательств правоты восстания[1150]. Соболей и коллективную челобитную на воеводу Юрий Трапезундский доставил в Сибирский приказ 10 января 1649 г.[1151] Князь О. И. Щербатов позже подчеркнул противоправность выбора И. Бунакова: «изменника к Москве отпускать не велено»[1152].
В Сибирском приказе Юрий Трапезундский подробно изложил точку зрения восставших. Но власти предпочли остаться на стороне воеводы и не оправдали действий казачьего круга. Попал ли в Москве Юрий Трапезундский под следствие, сказать сложно. Как неоднократно уже бывало в судьбе «каторжника», он перешел к сильнейшим. Очевидно, Юрий Трапезундский столь успешно начал давать показания на своих недавних соучастников, что быстро завоевал доверие властей. Безусловно, в своих челобитных 1649 г. Юрий Трапезундский выступает верноподданным дворянином московского государя. Он сообщал, что лишь выполнил поручения главы города, И. Бунакова, и привез «ясак» в столицу. Вероятно, он планировал уже в 1649 г. отправиться в Сибирь. Юрий Трапезундский попросил забрать в Томск из своего дома в Москве «старинных холопов»: Кирилла Микулаева и его сына Ивана, Марию Фомину и Домну Фадееву[1153]. Власти дали согласие, и 24 февраля 1649 г. холопам была выписана проезжая грамота[1154].
Но Юрий Трапезундский задержался на год в Москве. На короткое время ротмистр даже восстановил свой прежний статус и в 1650 г. был вновь определен в Иноземский приказ, возглавив «греческую роту»[1155]. Однако на следующий год Юрий Трапезундский оказался в Томске (а «греческой ротой» в Иноземском приказе руководил уже Крал ев). В силу неясных причин удержать пост ему не удалось.
Но Юрий Трапезундский возвратился в Сибирь в качестве представителя властей. В 1651 г. он уже судил организаторов восстания. По поручению воевод Томска он вел предварительное расследование дела Лаврентия Хомякова[1156]. В результате бывший участник «воровского круга» вышел из восстания 1648 г. со значительным повышением социального статуса. С 1652 по 1661 г. Юрий Трапезундский в звании сына боярского получал один из самых высоких окладов — 14 четей ржи[1157]. Около 1650 г. он осуществлял приведение в русское подданство кочевников, ездил к киргизам с шертью[1158]. В мае — июне 1658 г. Юрий Трапезундский «дозирал» земли Басогорской волости, где отстроил новый Ачинский острог, перенеся укрепление в другое место — между Чулымом и Кангалом[1159]. После 1662 г. информация о нем обрывается.
Вероятно, к этому времени Юрию Трапезундскому было немало лет. Как отмечалось, первое упоминание о нем относится к 1627 г. Причем, судя по списку стран, в которых он успел побывать, он приехал в Россию зрелым человеком. (Мануил Константинов, отмеченный в русских документах с 1627 г., был значительно моложе. Он попал в Россию подростком. Имя сына боярского Мануила Константинова встречается в окладных книгах Томска до 1680 г.[1160])
Моряк из Трапезунда, побывший корсаром в Алжире, закончил жизнь в Сибири. География его путешествий невероятна. Во время многолетних странствий он обогнул континент, пройдя из южных морей вдоль берегов Европы, а затем через Северный морской путь попал в Россию. Его жизнь, наполненная удивительными авантюрами, видимо, отражает не только склонности его натуры, но и реалии Западной Европы и Малой Азии того времени. Сложнейшие миграции того времени порождали непредвиденные перемещения людей.
В России военный быстро освоился. Очевидно, этому способствовала сложная идентификация выходца из Трапезунда. Можно предположить, что Юрий Трапезундский не испытывал кризиса идентичности, но каждый раз (как и Мануил Константинов) выбирал наиболее подходящую на тот момент этническую принадлежность, а с ней и конфессию. Не исключено, что в некоторых ситуациях, например, как пребывание на арабском корабле, он мог представлять себя турком-мусульманином; у крымского посла — татарином-мусульманином, оказавшись в Западной Европе, добился свободы как христианин (вероятно, в Испании как католик-итальянец, в Англии — как православный грек). Безусловно, что в Речи Посполитой он объявил себя единоверцем католиков-поляков, назвавшись итальянцем. Совершенно очевидно, что в России он отождествил себя с греческой православной традицией, хотя религиозное рвение так и не стало чертой его поведения.
