Фарсалия или поэма о гражданской войне - [4]

Взором суровым смирив смятенье взволнованных полчищ

И мановеньем руки тишину водворив, говорит он:

«О сотоварищи битв, испытавшие вместе со мною

300 Тысячи бедствий войны, — мы десять уж лет побеждаем:

Что заслужила нам кровь, пролитая на северных нивах,

Тяжкие раны, и смерть, и зимний под Альпами лагерь?

Рим не меньше кипит великим военным смятеньем,

Чем клокотал бы, коль вновь Ганнибал перешел бы чрез Альпы:

305 Силу могучих когорт пополняют кругом новобранцы;

Рушатся всюду для флота леса; в морях и на суше

Цезаря велено гнать. Что, если бы эти знамена

Вражеский Марс одолел и с тылу нахлынули толпы

Галльских свирепых племен? Теперь, когда наши успехи

310 Множит судьба, и голос богов на подвиги кличет, —

Нас атакуют! Пусть вождь, расслабленный долгим покоем,

Набранных наспех ведет и сторонников, в тогу одетых[63], —

С ними болтливый Марцелл и Катоны[64] — лишь имя пустое!

Что же? Иль долго еще покупные клиенты Помпея

315 Будут его пресыщать постоянною царскою властью?

Править ему ли триумф, хоть возраст еще не дозволил?[65]

Он ли не сложит вовек однажды захваченной чести?[66]

Буду ль я ныне роптать на им угнетенные села,

Голод, им взятый в рабы?[67] Кто не слышал, как войско смешалось

320 С форумом робким, когда мечей угрюмых сверканье

Судей испуганных вдруг окружило нежданной оградой

И дерзновенный солдат закона святыню нарушил

В час, как Помпея отряд подсудимого запер Милона[68]?

Так и теперь, чтоб не быть не у власти под старость, он хочет

325 Черную сеять войну, искушенный в смутах гражданских,

Он, в преступленьях своих превзошедший учителя Суллу[69].

Тигры свирепые так не смиряли вовек свою ярость

В чаще Гирканской[70], стремясь по стопам матерей кровожадных,

Крови растерзанных стад отведавши в юности давней:

330 Так и тебя, Помпей, клинок у Суллы лизавший,

Вечная жажда томит! Ведь горло смочив хоть однажды,

Кровь не позволит вовек укротить оскверненные пасти.

Где же предел обретет могущество долгое это?

Где преступлений рубеж? Так пусть же твой Сулла научит,

335 О нечестивец, тебя спуститься с этого трона!

Иль киликийцев разбив и Понтийское дряхлое царство[71]

В битвах, насилу тогда законченных варварским ядом, —

Хочет Помпей, чтобы стал последним данником Цезарь,

Ибо победных орлов по приказу его не сложил я?

340 Если из рук у меня ускользнет моя мзда за лишенья,

Все же пусть этим бойцам, хоть вождя и лишенным, награда

Выдана будет: триумф с кем угодно да справит мой воин!

Денет куда же себя после войн бессильная старость?

Где отслужившим приют? Какие дадут им деревни,

345 Где бы пахал ветеран? Какое жилище усталым?

Иль предпочтешь ты, Помпей, земледельцами сделать пиратов[72]?

Вверх, поднимайте же вверх знамена недавней победы!

Силы собрав, используем их! Справедливость поправший

Все отдает держащему меч! Нам боги помогут:

350 Ведь не ищу я себе ни добычи, ни царского трона:

Мы изгоняем владык из Рима, готового к рабству».

Так он сказал: но, колеблясь, народ подымает неясный

Ропот, друг другу ворча. Благочестье, родные пенаты

Даже взволнованный дух и ум, одичавший в убийствах,

355 Поколебали; но вновь поджигает их злое влеченье

Так же, как страх пред вождем. И вот заслуженный Лелий[73],

Первый центурион[74], увенчанный листьями дуба —

Этим почетным венком за спасенье в бою гражданина —

Громко воскликнул: «О вождь, полководец великого Рима!

360 Если по праву сказать мне можно правдивое слово,

Знай, — сожалеем мы все, что так твои силы сковало

Долготерпенье твое! Или к нам не хватало доверья?

Что ж? Пока жаркая кровь согревает дыханием тело,

Копья покуда метать умеют могучие руки, —

365 Граждан ничтожных терпеть и царство сената — тебе ли?

Или в гражданской войне побеждать — уж такое несчастье?

Нет, веди нас вперед, чрез враждебные отмели Сиртов[75],

Скопища скифских племен и жажду Ливийской пустыни:

Эта рука, чтоб весь мир за спиной покоренным оставить,

370 Поработила веслом Океана кипящие волны[76],

Северный водоворот одолела вспененного Рейна.

Я выполнять твой приказ и могу, и хочу непременно!

Те не сограждане мне, на кого нас пошлют твои трубы,

Цезарь! Знаменами я десяти счастливых походов,

375 Каждым триумфом твоим над любым из врагов поклянуся:

Если прикажешь мне меч вонзить в отцовское горло

Или же в братнюю грудь, иль в тяжелое чрево супруги, —

Выполнить этот приказ непокорную руку заставлю;

Если ограбить богов иль храмы поджечь мне прикажешь, —

380 Тотчас военный огонь охватит святыню Монеты[77];

Стан ли раскинуть велишь над волнами тусского Тибра[78] —

В долы Гесперии я отважным приду землемером;

Стены какие бы ты ни замыслил повергнуть в равнинах, —

Камни развалит таран, направленный этой рукою,

385 До основанья снесет обреченный город, хотя бы

Это был Рим!». На речь откликнулись дружно когорты:

Руки подняв, обещали они сопутствовать в битвах

Всюду, куда ни пошлет. И к небу клики взнеслися

Будто фракийский Борей зашумел между сосен на Оссе[79],

390 Скалы бия и леса то низко к земле пригибая,

То воздымая их вновь вершинами гулкими к небу.

Цезарь, увидев, что в бой солдаты радостно рвутся

Вслед за судьбой своей, не желает испытывать счастье

Долгой отсрочкой — и вот из галльских селений когорты