Фарсалия или поэма о гражданской войне - [3]

Ты, обитающий в Альбе[47] крутой — Юпитер Латинский,

Весты святой очаги[48], о подобие высшего бога, —

200 Рим, — покровительствуй мне; не тебя преследую ныне

Буйным оружием я; победитель на суше и море,

Всюду я — твой солдат, если быть им дозволишь и ныне.

Тот будет впредь виноват, чрез кого я врагом твоим стану!».

И, ускоряя войну, чрез набухшую реку он быстро

205 Двинул знамена свои. Так в знойной пустыне Ливийской

Лев, заприметивши вдруг врага у себя по соседству,

Весь припадает к земле и колеблется, гневом исполнен,

Хлещет свирепо хвостом, себя самого разъяряя,

Гриву вздымает, и рев из зияющей пасти несется:

210 Тут, если в бок вонзится копье проворного мавра

Или в широкую грудь вопьется рогатина снизу, —

Рану такую презрев, на железо он прыгает дерзко.

Узким течет ручьем и струею бежит мелководной

Красный поток Рубикон в пылании знойного лета,

215 Вьется по низким лугам, отделяя надежной границей

Жителя галльских полей от Авзонских селений и пашен.

Множила ныне зима его мощь и полнила волны

Кинфия[49] третья своим отягченным ливнями рогом,

Так же и таянье Альп под сырым дуновением Эвра[50].

220 Конница первая здесь в быстрину кидается смело,

Переграждая поток; а прочее войско по броду

Вольно стремится вослед сквозь уже усмиренные волны.

Цезарь, пучину пройдя и выйдя на берег противный,

Молвил, свой стан укрепив на Гесперии нивах запретных:

225 «Здесь нарушаю я мир и врагом оскверненное право;

Счастье, иду за тобой; да не будет отныне законов!

Ныне вверяюсь судьбе, война да предстанет судьею!».

С речью такою повел свое войско вождь неусыпный

В ночь; он быстрее летит, чем камень с пращи балеарца[51],

230 Легче стрелы, что назад на скаку запускает парфянин;

Он, уже Риму грозя, в Аримин[52] соседний вступает

В час, когда звезды бегут пред зарей, Светоносца[53] оставив.

Вот уж рождается день, которому видеть придется

Первую вспышку войны: но по воле богов, или Австра[54],

235 Тучи собравшего вкруг, — осталося сумрачным небо.

Цезарь войскам приказал значки на форуме взятом

Складывать; скрипы рожков и грохот трубы сочетают

Свой нечестивый сигнал с гудением хриплого рога.

Вспугнут народный покой, и юноши, с ложа вскочивши,

240 Мчатся — скорей отвязать от священных пенатов оружье,

Спавшее в мире давно; хватают погнутые копья,

Ветхие, в дырах, щиты, из которых повылезли прутья,

Сотни корявых мечей, изъеденных ржавчиной черной.

Но, когда Рима значки знакомым орлом засверкали

245 И в окруженьи когорт[55] им Цезарь надменный явился, —

Души их страх охватил, и холодом ужас сковал их,

И на безгласных устах немые застыли упреки:

«О, наши стены стоят на горе так близко от Галлов!

О, это место скорбей! Над всеми народами веет

250 Мир и глубокий покой; а мы для губителей — жертва,

Лагерь их первый всегда! Фортуна! Было бы лучше

Дать на востоке нам дом, иль под северным небом холодным

Дать кочевые шатры, чем ставить нас Лация[56] стражем!

Видели первыми здесь мы набеги сенонов и кимвров,

255 Марса Ливийского гнев и яростный натиск тевтонов, —[57]

Сколько бы раз на Рим ни падали судеб удары,

Здесь — дорога всех войн!». Так ропщут они затаенно,

Явно свой страх боясь выражать; ни единому слову

Скорбь не доверена их; но, как немы поля, когда птицы

260 Смолкнут зимой, как без шума лежит открытое море, —

Так царит тишина. Холодные тени ночные

Свет разогнал, — и факелы войн, язвя своим жалом

Косный в сомнении ум, к боям побуждают, и судьбы

Рушат преграды стыда; Фортуна старается правом

265 Натиск вождя оправдать и находит предлоги для брани:

Все попирая права, сенат из смятенного Рима

Буйных трибунов[58] изгнал, угрожая им участью Гракхов.

Те под знамена вождя бегут, но благо он близко,

С ними спешит Курион[59] — оратор продажный и дерзкий, —

270 Гласом народа он был когда-то, стоял за свободу

И на военную знать дерзал поднимать он плебеев.

Этот, вождя увидав, омраченного тяжкой заботой,

Молвил: «Доколе я мог помогать твоей партии, Цезарь,

Я убеждал продлить твою власть против воли сената

275 В дни, когда было дано мне право стоять на трибуне

И, привлекая к тебе, разгонять сомненья квиритов[60].

В день, как под игом войны угнетенные смолкли законы,

Изгнаны мы из отчих домов и несем добровольно

Ссылку; победа твоя восстановит наше гражданство.

280 Ты, пока недруг дрожит, никакой не поддержанный силой,

Прочь замедленья отринь; созревшее губят отсрочки!

Больше получишь теперь ты за труд и опасность, чем раньше.

Два пятилетья тебя держала Галлия в битвах —

Мира ничтожный клочок. А теперь — хоть несколько стычек

285 Выиграй только — тебе вселенную Рим предоставит!

Ныне ведь пышный триумф твоего не украсит прихода,

И Капитолий теперь священного лавра не просит[61];

Зависть тебя обошла, — и вряд ли тебя не накажут

За покоренье племен! Но сбросить тестя с престола

290 Твердо твой зять[62] порешил; разделить ты мира не можешь, —

Можешь владеть им один!». Призывом своим возбудил он

Новое рвенье к войне и сердце зажег полководца:

Так олимпийский скакун, побуждаемый криком, стремится

Вырваться прочь из оград, хоть еще заперта загородка,

295 Яростно ломится в дверь и ногами сбивает засовы.

Тотчас к знаменам зовет при оружии воинов Цезарь;