Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя - [29]

Трип №6

Слезы текут из глаз, а душу раздирает щемящая боль от осознания своего несовершенства: обидно – я хочу любить, но не могу, не способен на это чувство. Его интонации всегда ранят меня, словно изнутри бичуют красотой. Его совершенство завораживает, я во всем хочу быть Ему подобен: как красиво Он преломляет хлеб, одаривая им нас; как щедро Он раздает то немногое, что имеет; как ясно Он мыслит и поступает; как Он уверен в себе. Я следую за Ним уже не один день и не перестаю удивляться. В Его мире, где существует Истина, все общаются с помощью чувств: нам не нужны слова, нет нужды представлять себя каким-то иным способом, – мы такие, какие есть. Он учит нас, что Он есть истина и для спасения нас должен пострадать и принять крестную смерть. Его смерть освободит нас, и мы станем такими же, как и Он, – достигнем совершенства. Когда Он это говорит, я плачу: никогда еще не рождался столь совершенный человек, готовый смертью сделать нас такими же, как он сам. Я хочу принять истину, слиться с Ним. Его совершенство завораживает, и я хочу быть частью этого совершенства.

Когда Он говорит, я отчетливо понимаю, что Он не может солгать, так как Он пользуется не языком – инструментом лжи, а одними лишь чувствами и образами, которые находятся вне природы слов. То, что Он говорит сейчас мне, и то, что Он чувствует, – одно и то же. Он для меня есть истина в последней инстанции.

Все мы сидим вокруг Него и ждем – сейчас он должен взойти на крест и этим спасти и преобразить нас. А Он угощает нас вином и хлебом, которые только что сотворил, словно не боится смерти, словно ее не существует. Крест уже готов, и палачи ждут.

Последний, кто получает Его дары, – это я. Вино кислое, а хлеб пресный, но с какой любовью Он мне их вручает. На вопрос, каким я нахожу Его причастие, вру, что вино сладкое, а хлеб вкусный: я не могу Его расстраивать, не желаю, чтобы он почувствовал мое разочарование, – поэтому клятвенно заверяю, что это лучшее, что я пробовал в жизни.

А Он спрашивает меня, насколько Он для меня дорог. И я без всякой задней мысли заявляю, что для Него готов на все. Трижды Он меня пытает, и все три раза я Его в этом заверяю. И Он говорит: «Полезай тогда на крест вместо меня, испей чашу мою, а я дальше людей пасти буду». И тут палачи хватают меня и кладут на крест. А я и сказать ничего не могу: стыдно; боюсь, что если сейчас откажусь, то перед миром и перед Ним опозорюсь. И себя жалко, ведь жить-то хочется. До слез жалко, пропал ни за грош, ни за тридцать сребреников, какой же из меня спаситель, если я трус и обманщик?.. На крест обманом взошел.

– 7-

Я все стоял и плакал, слезы ползли по щекам, кружилось в голове, словно я сошел с карусели, а время вновь потекло с прежней скоростью. Казалось, прошла целая вечность с того момента, когда я покинул эту комнату; не верилось, что я по-прежнему в Москве, а не в другой Вселенной. Я чувствовал себя настолько уставшим, что тут же лег на пол и заснул. Провалился в вязкий, как деготь, сон без сновидений и очнулся лишь от того, что замерз.

За окном светало. Сизые сумерки медленно уползали в углы комнаты, постепенно растворяясь в наступающем дне. Улица внизу ревела клаксонами стоящих в перманентной пробке машин, а в мозгу шумел ветер перемен. Сердце сжимало отчаяние от того, что вот эта жизнь – какая-то ненастоящая, бездарная, словно пресная манная каша, которую я не любил с детства. В моей жизни все ненастоящее, начиная со слов, что я использовал каждый день, и заканчивая поступками, которые совершал. Все заимствованное. Ни цели, ни амбиций, одна лишь скука и тревога, что могу умереть, – а жить так хочется.

Самое странное, что и мечты мои о мировом господстве были чем-то несерьезным, во что нельзя поверить, поэтому и относиться к ним серьезно тоже было нельзя: видимо, я интуитивно выбрал именно это, чтобы снять с себя ответственность при неудаче.

«А почему неудачи?» – осенило меня. Ведь я сумел создать Аида и контролировать dark web, значит, смогу повторить. Да, Ольку и компьютер у меня забрали, но остался я. Никто из тех, кто подчищал хвосты за Хомяковым, не догадался сделать мне лоботомию. Нужно только не останавливаться, штурмовать небо, тем более что теперь я знал, как проникать в параллельные миры без всяких мест силы и конструировать искусственный разум. Отныне я ясно понимал, чего хочу: отомстить всем, кто меня предал, вернув себе все украденное, и разрушить мировое правительство, как и саму идею золотого миллиарда и источник счастливой жизни Запада.

У меня словно крылья выросли, когда я обрел цель. Судя по новостям, которые радостно транслировали все каналы, цены на нефть неудержимо перли наверх вопреки экономическим прогнозам, а значит, Протей Хомякова продолжал незримо влиять на мировую экономику, заставляя американский доллар безнадежно дешеветь, а ФРС – непрерывно печатать деньги и бесплатно раздавать их игрокам на фондовом рынке. Несомненно, за этим стояли люди из ложи. Мне стоило поторопиться, пока вся экономика мира не перешла в руки Хомякова и его хозяев.

Странно, что Хомяков не догадался, что я смогу восстановить украденную программу и даже улучшить ее, дополнив модулятором приоритетов, повысив быстродействие на несколько порядков: может, он мерил меня по себе, считал лишь талантливым компилятором чужих решений, а может, и вовсе презирал, отказывая мне в таланте. Через полтора месяца я создал полноценного симбиота, интегрированного с моим мозгом. Все, что мне теперь было нужно, – затаиться, став неуловимым для масонов и их людей, и хорошенько подготовить наступление.