Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя - [28]

После мира Люцифера я на самом деле многое понял: человек заворожен идеей красоты, именно отсюда родилась идея Бога. Нет, правда-правда, мы все верим, что в основе мира лежит нечто совершенное, нам хочется в это верить, даже когда ясно, что это не так. Никто на самом деле не понимает, кто же такой князь мира сего, его изображают как чудовище и ошибаются. Люцифер, безусловно, страшен неотразимой красотой: только, в отличие от Бога, он не прячется от нас, а позволяет собой любоваться и открыто берет на себя ответственность за все, что происходит в мире, так как считает себя его Владыкой. А Бог – он прячется от нас и как бы ни за что не отвечает, хотя вроде считается первопричиной Творения и его Концом. Даже апокалипсис организует Бог, а не Люцифер, чтобы всех судить. Но за что? За то, что мы жили, как могли? Как это понимали, осознавая свою роль в Мире? Вопросов больше, чем ответов, особенно когда загадываешь на будущее.

Моим следователем оказался малоприятный человек с символической фамилией Басманов и с отталкивающим лицом дегенерата. Он с удивительным упорством пытался доказать, что я преступник, но при этом даже не разбирался, чем iPad отличается от iPod’а. К тому же Басманов оказался из Питера, что еще сильнее усугубляло общение из-за его манеры речи. Как все жители Северной столицы, он говорил настолько медленно, что, пока он излагал свою мысль, я уже успевал ее схватить, обдумать и даже ответить про себя, а он все жевал и жевал мямли неряшливых слов безвкусной речи. Явно считал себя интеллигентом, но все время подчеркивал, что он идейный патриот, абсолютно мундирный человек. Весь пропитанный злокачественной моралью услужливых господлецов, желающих результата любой ценой, лишь бы выслужиться перед начальством.

Я, подавленный случившимся, не знал, как себя вести: то ли послать Басманова к черту и все отрицать, то ли согласиться с обвинениями, лишь бы перестали мучить. И тут я выбрал самое гениальное: рассказать правду. И рассказал все о ложе, всемирном заговоре алхимиков, захвате власти на Земле и новом мировом порядке; не забыл добавить и откровения о Люцифере, которому служил. Наверняка со стороны все это звучало, как полный бред; я бы и сам не поверил, если бы услышал это года два назад. Единственное, чего я не сделал, – не назвал имени Хомякова, решив о нем пока умолчать. Ольку представил как медиума, с помощью которого я проникаю в информационное поле Земли и контролирую Интернет. А еще признался, что планировал штурмовать небеса и желал стать Богом, которому бы все поклонялись. Убедительно говорил, часа два, не меньше. Помню, Басманов аж позеленел от злости: решил, что я над ним издеваюсь.

– Чего вы хотите больше всего? – язвительно так спросил меня под конец допроса, а я честно ответил: желаю быть самым богатым на Земле, а еще – чтобы мне все поклонялись. Так вот и сказал, не задумываясь. Правда всегда ужасает, особенно тогда, когда в нее не хотят верить. В мою правду ни Басманов, ни его начальство верить явно не хотели – проверили меня на детекторе лжи, показали психиатрам, да только я ведь не врал, чем совсем их обескуражил.

Меня продержали под арестом два месяца, а затем так же неожиданно, как арестовали, отпустили, велев забыть обо всем, что произошло. Но Ольку и Аида не вернули. Какой удар. Из квартиры забрали всю аппаратуру, которой я пользовался, чтобы открывать порталы, а также ноутбук, где хранилась информация обо всех моих путешествиях и координаты порталов. Вся информация, которую я скачал с сайта Key, исчезла, словно ее никогда и не было. Я сидел один в совершенно пустой квартире и впервые в жизни не знал, чем заняться: то ли напиться, то ли утопиться. Модус вивенди со мною в одностороннем порядке расторгли.

Если бы я был автором, то самое время подошло поменять или персонажа, или сюжет, но так как я всего лишь главный герой, то, что делать дальше, предстояло решать самому. Я подумал обратиться за помощью к Хомякову, хотя и знал: он меня сдал спецслужбам, и очень даже вероятно, что Олька и Аид сейчас в его руках. Дозвониться не смог – Хомяков, видимо, сменил номер, – а когда явился в его офис на Сретенке, то никого не обнаружил: дом стоял абсолютно пустым, я даже проник внутрь, но не нашел никаких признаков существования офиса.

В своем кабинете я наткнулся на слабый след перевернутой пентаграммы, вписанной в круг: точно там, где раньше висела икона Люцифера, – как будто краска слегка обуглилась, когда я открывал портал в мир номер пять. Глядя на след от исчезнувшего образа, я решил пробудить его, мысленно заставить превратиться в атрибут силы потерянного антибога: вглядываясь в пентаграмму, я представлял, как сквозь линии рисунка мне навстречу прорываются волны света из другого мира, древнего, как само время, прожигая все на своем пути неисчерпаемой энергией неприкаянной любви. В голове звучала мелодия «Una furtiva lagrima» из «Любовного напитка» Доницетти, когда страстный мужской голос оплакивает свое чувство, на глаза невольно навернулись слезы от жалости к себе, словно это пели обо мне. И тут все поплыло вокруг, скручивая пространство в один тугой узел, в центре которого стоял я. Мир раздался, и круг со звездой меня поглотил.