Дурман - [55]

— Сестра, — сказал он Тошке, — смотри, как бы Пете не порвал.

Тошка радостно кивнула. За все это время Иван впервые к ней так обратился. И когда он направился на гумно, она долго рассматривала книжки, листая страницы. И крупные, теплые слезы закапали из глаз… Вот имя Минчо, написанное его рукой, ясные четкие буквы… Как ей захотелось прочитать все это, все, что читал ее Минчо. Но где взять время? Да и что скажет свекровь, когда увидит ее с книгой в руках?

25

Иван чихнул, закашлялся, ахнул от боли. Голову раскалывало, плечи словно свинцом налились. Старая засуетилась около сына.

— Может, заварить липового цвету, а, сынок? — спросила она, тревожно всматриваясь ему в лицо.

— Хорошо, завари.

— Или, может, горчичники поставить?

— Что я, ребенок? И так пройдет…

— Ну, выпей тогда чашку вина с черным перцем. В прежние времена мы так лечились.

Иван молчал. Старая смотрела на него с тревогой.

— Вина, пожалуй, дай, — усмехнулся он краешком губ.

— Вот увидишь! Как рукой снимет всю твою хворь, нутро прогреет.

Старуха встала и быстро спустилась в подполье. Налила вина, отпила немного, облизала губы и задумалась. Потом долила чашку. „А есть у нас черный перец?“ — подумала она, и вдруг перед глазами у нее встал узелочек с семенами дурмана, спрятанный на дне сундука. Она вздрогнула. Страх ли это был или, может, радость, она и сама не могла понять… Да ведь в вино и дурману можно подсыпать?!.. Совсем немного! Чуть ошибешься и… Старая снова вздрогнула. Как же она может ошибиться, ведь это для сына вино-то, а вот если для нее… Вот как она отделается от нее, вот как все устроит… И имущество спасет!.. И как это она до сих пор не додумалась? О чем думала? Куда смотрела? Руки у старухи задрожали, несколько капель вина пролилось на земляной пол… Теперь все ей виделось так просто и ясно. Никто ни о чем не подумает, никому и в голову не придет. Да и кому может прийти на ум такое? Вдовая, скажут, была, невмоготу ей стало, вот и… Старуха пришла в себя. „Нет, нет, лучше не так. Пусть другое подумают. Просто была жива-здорова, и вдруг судороги схватили, и как была на ногах, так сразу и кончилась… Вот как надо… Мало ли как люди умирают… Ходил жив-здоров, а потом — раз и кончено. Да и теперь все разговоры о неладах у них в доме затихли, люди думают, все уладилось… вот и пусть.“

Старуха выпрямилась и полезла наверх по ступенькам лестницы. Но ее так и качало из стороны в сторону, а отчего, она и сама не понимала. Со страху? Да нет, какой тут страх еще… От радости? Нет, рано еще радоваться. Пока не доведет все до конца, пока не уберет ее со двора вон, радоваться нечему. Откуда ей знать, что у нее на уме. Может, завтра окрутится с кем-нибудь, тогда ищи свищи, давай ей вино с дурманом… А, может, и пить не станет. От такой упрямой всего ждать можно.

Но все же старуха была рада, что нашла выход. Да такой простой и легкий. Никто и думать не додумается, что да как случилось… „Никому и в лоб не влетит!“ — повторила она твердо и крепко сжала в руках чашку с вином.

Иван провалялся недельку около печки, отогрелся, поразмял кости и снова вон со двора. Старуха-мать боялась, как бы он снова не впутался в какую-нибудь историю и опять в полицию не попал, все хотелось ей пробрать его за эти постоянные шатания по деревне, постараться отвадить его от Младена, от Синтенева, от Алатурки. Уйдя с головой в свои планы, она забыла начать с ним разговор. Все ее мысли вином и дурманом начинались и тем же кончались. Как подсыпать? Может, отвар сделать? Или размолоть как черный перец? Что сильнее подействует? Отвар, вроде бы, посильнее будет. Но как его в чашку подлить? Нет, лучше смолоть… Да, так лучше будет. А она сама себе и нальет, сама и дурману подсыплет.

Старухе хотелось все так подстроить, чтобы ей ни до чего самой не касаться… Так будет спокойнее. И на куски ее резать начнут, все равно она от всего отопрется, ничего, дескать, не знаю, не ведаю… Если Тошка сама своей рукой нальет вина и сама всыплет дурману, старая и бровью не поведет, пусть хоть и в общину потащат…

А вдруг молотый дурман не поможет? Вдруг он слабее, чем отвар, окажется? Тогда что делать? Нет, лучше отварить и дать, а там видно будет. Если нельзя тайком, так прямо так и даст ей, дескать, трава такая от болезни… Да, так будет лучше… А если спросит, откуда трава? Что ей ответить? Нет, не станет она спрашивать. А если и спросит, неужто обмануть нельзя? Купила, мол, прошлым годом на ярмарке у Тинко Балканджии… Вот так ей и скажет. Потом пусть его разыскивает… Тут старуха схватилась за голову: как же она станет его искать, когда ее уже в живых не будет… А она-то, старая дура, умом раскидывает, что будет, да как станет…

Теперь только надо ждать, чтоб заболела, простыла, чтоб из носу потекло… Старая была уверена, что заставит ее выпить вина с дурманом, обведет вокруг пальца… Два-три ласковых слова, и дело с концом…

И когда план был уже готов, обдуман во всех деталях, старая начала следить за снохой. Однажды, когда Тошка с Пете пошла в гости, а Иван — в свои кофейни, она растолкла зерна дурмана, завязала в узелок и спрятала в свой сундук. „Господи, только бы не промахнуться, только бы отделаться от этой гадины!“ — молилась она, и руки ее дрожали, как у лихорадочной.