Дети Розы - [52]
— Я уеду отсюда, — сказала она, — уеду с ребенком. А не с тобой. Только с ребенком. Это тебя устроит? Можешь посылать свою телеграмму. Но что толку? Алекс даже не узнает, что я тут ни при чем.
— Думаю, узнает, — сказал Тобайас. Он перегнулся через лестничные перила. — Не хватайся за свою пукалку, Лейси. Этим я мог бы уложить тебя куда быстрее.
— Будь я проклят, если это не доблестный капитан Ансел собственной персоной, — с издевкой сказал Лейси. — Поразительно: стоит человеку пострелять по голубям — и вот оно!
— Вообще-то, это служба в армии, — сказал Тобайас. — И я не шучу.
— И как долго ты там стоял?
Тобайас чуть прикрыл белесые глаза. Но его рука с пистолетом не дрогнула.
— Достаточно долго. Обещаю, что во французском суде у тебя шансов не будет.
— Ради Бога! Я вовсе не собирался причинить ей вред.
— Ну конечно. Если ты и впрямь собираешься остаться и объяснить свои действия, я с удовольствием сообщу суду и мое мнение на этот счет.
Ли сказала деревянным голосом:
— Я иду наверх, пропустите меня.
— Вам нельзя уехать, — Тобайас только что не кричал. — Я обещал Мендесу. Завтра он будет здесь. Дождитесь его.
Тут он вспомнил о Ляльке. И непростительно заколебался.
— Дайте мне пройти, — сказала Ли. — Вы не полиция. А я не совершила ничего противозаконного.
— Ради Бога, Ли, — сказал Тобайас, заступая ей дорогу. — Вы сошли с ума. Куда вы пойдете? И зачем? Вы ведь даже не хотели ребенка, помните? Поначалу. Что изменилось?
— Не ваше дело.
Лейси встал. Тобайас повернулся к нему.
— Да брось ты, кончай эту игру, — сказал Лейси. — Что ты сделаешь? Запрешь меня в библиотеке? Или в музыкальной комнате?
— Нет, конечно, — ответил Тобайас, сбавив тон. — Прошу меня извинить. Боюсь, я просигналил полиции. Понимаю, поступил не очень-то благородно. Но что сделано, то сделано. Они будут здесь с минуты на минуту.
Для «скорой помощи» ухабистая дорога — не самая подходящая. Алекс сидел рядом с Лялькой, закутанной в красное одеяло, и думал, почему в таких машинах нет задних окон. Он не мог видеть, где они едут и далеко ли до шато. Лялька была все еще под действием успокоительного. Время от времени, когда машину встряхивало, она слабо постанывала. Было жарко, но она придерживала одеяло под подбородком, словно оно ее защищало. Или скрывало.
Алексу хотелось курить. В Польше он снова закурил: там курили все, и противиться соблазну было трудно. Но еще сильнее он хотел приехать наконец в шато и узнать, что в нем происходит. Телефон там, как ему сообщили еще в аэропорту, вышел из строя. В это верилось с трудом.
Лялька пробормотала что-то, чего он не разобрал. Но, как ему показалось, понял: что-то по поводу завещания. Она написала его в Кракове, и все свое имущество оставляла сестре. Потом уже ей пришло в голову, не лучше ли было передать сестре все в дар inter vivos[61]. Не пришлось бы платить налог на наследство.
— Предоставь это Тобайасу, — сказал Алекс.
А теперь, похоже, она рассказывала про свои распоряжения Кларе.
Машина остановилась. Лялька открыла глаза.
— Мы приехали? — спросила она.
Он видел, что она испугана. Боится Ли, подумал Алекс, а может быть, и самого замка. Но он знал, что остановились они просто потому, что отсюда их маршрут менялся — теперь они поедут через холмы, единственной дорогой, пригодной для тяжелых автомобилей.
— Почти приехали, — ответил он.
Она вздохнула. Снова вцепилась в одеяло. Закрыла глаза. Он тоже забеспокоился, стал подсчитывать знакомые повороты.
Когда «скорая помощь» снова остановилась, дверь открыл Тобайас. И с ходу сказал:
— Ли ушла. Мне очень жаль.
У Алекса перехватило дыхание.
— А ребенок?
— Мне очень жаль.
— Ты растяпа, идиот! — закричал Мендес. Потом взял себя в руки. — Позови кого-нибудь помочь.
Тобайас молча смотрел, как покрытые красным одеялом носилки плывут на плечах четырех человек вверх по лестнице шато.
— Полагаю, я тоже уеду, — сказал он. — Завтра.
На следующий день в Лондоне дизельные выхлопы и спертый городской воздух подействовали на Тобайаса бодряще. Теперь он был свободен, это ясно. Порученное дело он провалил. Но последнее поручение Алекса было несложным, и он приступил к нему немедленно.
Клара неуверенно открыла дверь. Запахло разогретым маслом, яйцами. Волосы Клары были растрепаны, у корней неожиданно показалась седина.
— Что вам угодно?
— Позвольте мне войти.
— У меня не убрано.
Похоже, она вообще не хотела открывать. Тобайас сказал как можно мягче:
— Я по важному делу.
— Что может быть важного. Да ладно, входите. Не могу предложить вам выпить.
Тобайас старался не смотреть по сторонам. Комната выглядела так, словно в ней побывал грабитель и перевернул все вверх дном. Посуду не мыли, по крайней мере, неделю.
— Стало быть, вы уже слышали, — сказала она тусклым голосом.
— О чем?
— О Перетце.
— Нет. Не слышал. А что с ним? Он вас бросил? — Тобайас постарался, чтобы в его голосе прозвучало предчувствие беды.
— Он умер.
Клара расплакалась. Крупные слезы стекали по раскрасневшимся щекам. Тобайас не находил слов.
— Они сказали, что он покончил с собой. Но я не верю. Никаких причин не было. Дела в магазине шли неплохо. С какой стати ему бросаться в канал?
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.