Дети Розы - [51]

Шрифт
Интервал

Негромкие голоса, доносившиеся снизу, из лестничного колодца, нарушили его размышления. Тобайас недовольно посмотрел на часы. Почти три. Что за хулиганье? Он ощупал карман и впервые за несколько недель почувствовал прилив адреналина. На мгновение его переполнил праведный гнев. Да, сейчас он спустится и выскажет им все. Поставит их на место. Паразиты. Тунеядцы. Он начал решительно спускаться по лестнице. Через два пролета он узнал голоса. И отпрянул к стене. Отсюда он мог различить Ли — она сидела на краешке стула как испуганный зверек. Рядом в плетеном кресле непринужденно расположился Джек Лейси, задрав одну ногу и мерно раскачиваясь.

— Все кончено, Лейси.

— Ты так думаешь? Размякла? Размякла и разжирела? Я тебя предупреждал — материнство расслабляет.

— Я тебя не боюсь.

Лицо Лейси раскололось в добродушной гримасе, тонкие губы раскрылись, обнажив ровные белые зубы. Он улыбался, раскачиваясь взад-вперед в скрипящем кресле.


Тобайас стоял на ступеньках и слушал. Испуганный. Зачарованный, как мальчишка-соглядатай. Незримый шпион Мендеса, затаившийся на своем посту. Неприятно, что и говорить. И все же он не мог заставить себя подойти и сказать: «Прекрати! Оставь ее в покое. Убирайся!» Не мог. Он просто замер, остолбенел. И слушал.


— Что это?

— Птичий пистолет. Для беленькой-пребеленькой птички. Ли, ты моя пленница.

— Ладно.

— Скажи что-нибудь. Если можешь.

Ли молчала, и Лейси удовлетворенно улыбнулся.

— Не можешь? Вот видишь, твой дух ослаб. В тебе не осталось ничего от прежней Ли. И зачем я только с тобой вожусь? Ты просто скучна, Ли, скучна…

— Ну и пусть.

Лейси наклонился ближе к ней и что-то прошептал. Что, Тобайас не расслышал.

— Ни за что, — сказала Ли.

— Когда-то ты была не против взлома.

— Ну да, тогда это было просто для забавы. А кроме того, — Ли поколебалась, — я должна была свести с ними счеты.

— Ага, опять твоя святая мамаша.

— Если хочешь. Эти засранцы мучили ее, смотрели на нее свысока. Все из-за ее происхождения. Их легко ненавидеть. Они всегда преуспевают.

— Не будь так уверена. В некоторых странах им скоро придется спасаться бегством.

— Да ты просто ребенок, Лейси. Их деньги в безопасности, в каком-нибудь швейцарском банке. Они-то всегда выкрутятся.

— Мендес выкрутился.

— Да? И это все, что тебе о нем известно. Во всяком случае, это дом моей матери, — сказала она. — А потому, что бы ты ни задумал, забудь об этом.

— Я не думал ничего спереть, — сказал он. — Ты лучше дослушай меня. Если ты еще сочувствуешь нашему Движению…

— Это они-то — Движение? Эта шваль, что здесь ошивается?

— Нет, я говорю обо всех матерях, которые не могут накормить своих детей. И обо всех детях, у которых вовсе нет матери. Их не надо искать далеко, они рядом. Разве ты забыла? В лачугах под Марселем, в хижинах из жести, вот где они живут, ищут объедки в мусоре. Ты понимаешь, что для них можно сделать на этот миллион?

— Какой миллион?

— Слушай меня внимательно, — сказал Лейси.

И она слушала. Они говорили совсем тихо. Тобайас ждал, его снедала тревога. Он снова вспомнил слова Мендеса. Мое зеркальное отражение. Мой демон. Надо действовать. Вмешаться. Принять меры. Но он был парализован. Он хотел узнать, что же скажет Ли.

Она заговорила твердо и зло.

— Написать? О деньгах? Нет, не стану.

— Не станешь? Это почему же? Он от этого не обеднеет. Если заплатит, я никого не трону. Эти деньги не для меня.

— Я знаю, для чего.

— И ты уже помогала. Эти люди все еще там.

— Это было не всерьез, — голос Ли звучал мрачно.

— А я говорю всерьез.

— Алекс не поддастся шантажу. И я тоже.

— Не будь дурой, — сказал Лейси. — Посмотри на свой живот и на свои пухлые белые сиськи. Какая из тебя героиня? Знаешь, что я с тобой могу сделать? Выбить зубы. Расписать лицо ножом.

— Ты этого не сделаешь.

— Конечно, если ты меня не вынудишь. Будь благоразумна.

Ли положила ладонь на живот, словно там все еще был ребенок.

— Ты ошибаешься, Джек. Плохо рассчитал. Тебе придется проделать все это со мной. Я много думала. Права на счастье в этом доме у меня нет. А раз так — будь по-твоему. Ты получишь то, чего хочешь. Но сначала тебе придется меня избить.

Она говорила четко и твердо.

— Да что это с тобой? — спросил Лейси. — Ты что, шутишь? Если уж на то пошло, мне твое письмо не нужно. Просто придется послать телеграмму, и он не станет артачиться. И не ради тебя. Просто ему нужен этот ребенок, разве не так?

— У тебя есть совесть? — взорвалась она. — Мало на земле крови? Ты еще угрожаешь ребенку? Катись к черту, Джек Лейси.

— Это ведь мой ребенок, да?

— Нет. Мой. Что с того, что семя твое. Этот ребенок — мой.

Джек ударил ее по лицу. Из расквашенной губы полилась кровь.

— Не читай мне лекций про женское равноправие, Ли. Теперь, когда половина населения земли умирает из-за недостатка воды. Я тебе сказал, что за деньги, потраченные на этот сраный фонтан, можно спасти полдеревни.

— Что ты на самом деле хочешь? Меня?

— Не сейчас, — презрительно сказал Лейси. — Обноски старого еврея? Разве Тобайас не сказал тебе, что Алекс привозит сюда свою жену?

Тобайас зашевелился, но Ли не шелохнулась. Это известие словно оглушило ее.

— Там кто-то ходит, — Лейси поднял голову.


Рекомендуем почитать
Мелким шрифтом

Фрэнклин Шоу попал в автомобильную аварию и очнулся на больничной койке, не в состоянии вспомнить ни пережитую катастрофу, ни людей вокруг себя, ни детали собственной биографии. Но постепенно память возвращается и все, казалось бы, встает на свои места: он работает в семейной юридической компании, вот его жена, братья, коллеги… Но Фрэнка не покидает ощущение: что — то в его жизни пошло не так. Причем еще до происшествия на дороге. Когда память восстанавливается полностью, он оказывается перед выбором — продолжать жить, как живется, или попробовать все изменить.


Тайны кремлевской охраны

Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.


Аномалия

Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.


Хорошие собаки до Южного полюса не добираются

Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.


На этом месте в 1904 году

Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.


Зайка

Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Эсав

Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.